подростков. Согласно плану 1948 года всего предполагалось мобилизовать на работу в Советском Союзе 1,1 млн молодых людей»[1327].

Депортации из прибалтийских республик в послевоенный период в силу объективных обстоятельств действительно были более масштабными, чем в 1940–1941 гг. Репрессивные меры применялись в отношении членов националистического подполья и остатков банд нацистских пособников, изменников родины, бывших карателей, а также вражеских агентов и уголовных элементов. Кстати, в отношении перечисленных категорий «особо опасных преступников» смертная казнь не применялась, так как 23 мая 1947 Президиум ВС СССР издал постановление об отмене высшей меры наказания и ее замене заключением в исправительно-трудовой лагерь сроком на 25 лет. И лишь 12 января 1950 года тот же Президиум принял Указ «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам» [1328].

Первыми на основании секретного приказа НКВД СССР от 7 февраля 1945 года № 1–2.120 из пограничных районов Прибалтики выселили местных немцев.

Затем наступила очередь литовцев, латышей и эстонцев, сотрудничавших в годы войны с оккупантами или связанных с действующими бандформированиями.

Борьба против националистического подполья осуществлялась методами «кнута и пряника». В отношении членов вооруженного подполья применялись такие меры, как расстрел на месте, публичные казни, аресты, депортация семей бандитов в Сибирь и другие отдаленные районы СССР, уничтожение или конфискация их недвижимого имущества и т. д. С другой стороны, в отношении тех, кто готов сложить оружие, объявлялась амнистия, а те, кто переходил на сторону советской власти, получали существенную моральную и материальную поддержку властей. Последняя широкая амнистии в отношении «лесных братьев» (и членов их семей), ранее осужденных и готовых признать советскую власть, была объявлена в 1955 году[1329]. А последние крупные очаги сопротивления «лесных братьев» в Литве, где оно было наиболее сильным и организованным, чем Латвии и Эстонии, были ликвидированы к 1954 году.

Согласно рассекреченным документам НКГБ СССР в 1944–1945 гг. НКГБ Литовской ССР было репрессировано 6.958 человек, НКГБ Латвийской ССР — 7.120 человек, НКГБ Эстонской ССР — 6.569 человек. В это число вошли участники буржуазно-националистических партий, организаций и групп (2.532 литовца, 748 латышей и 519 эстонцев), а также осужденные за сотрудничество с оккупантами, участие в карательных органах, террористическую деятельность и т. п., то есть, проще говоря, военные преступники[1330]. Итого в республиках Прибалтики было репрессировано в общей сложности 20.647 человек.

В последующие годы количество депортированных из Прибалтики увеличилось примерно до 140 тысяч человек. Спецспоселенцы из Прибалтики направлялись в Красноярский, Алтайский край, Новосибирскую, Иркутскую, Омскую (здесь было большинство латышей — 19.790 чел.) и Томскую область. В это число вошли как осужденные за особо тяжкие преступления, так и 4 категории депортированных (спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные).

Приведем в этой связи статистические данные переписи, проведенной 9-м Управлением МГБ СССР в 1952/53 году, в части, касающейся граждан, выселенных из республик Прибалтики в 1945–1949 гг. (по состоянию на 1 января 1953 г.):

[1331],[1332]

Следует добавить, что с 1945 по 1950 год число спецпереселенцев и ссыльных граждан прибалтийских национальностей получило некоторое (хотя и незначительное) увеличение за счет так называемых репатриантов-«западников», возвращенных в СССР из-за рубежа на основе международных соглашений СССР со странами антигитлеровской коалиции. Тем не менее абсолютное большинство беженцев и эмигрантов из Прибалтики не захотели вернуться после войны на родину из-за границы и поэтому рассматривались советским общественным мнением в качестве «предателей» и «преступников», «которые боятся ответственности за совершенные ими во время войны злодеяния».

Заметим, что и само правительство Советского Союза в первые послевоенные месяцы не проявило достаточной настойчивости в своем требовании о высылке таких эмигрантов. Так, с января по май 1945 года в Швецию бежало около 30 тысяч латышей и эстонцев, в основном бывших легионеров, полицейских, чиновников оккупационной администрации и членов их семей. В мае, буквально накануне капитуляции, к ним добавились 2.600 немецких солдат, которые бежали в Швецию из Курляндии, устья Вислы, Северной Германии и Дании. В мае 1945 года все они были интернированы как военнопленные[1333].

«В ноябре [1945 года], — вспоминает Эрих Штайнбах, бывший обер-ефрейтор немецкого 35-го танкового полка, сумевший бежать на корабле в Швецию с Хельского полуострова (устье Вислы), — участились слухи о том, что правительство Швеции предложило выдать Советам интернированных немецких солдат вместо 30 тысяч латышей и эстонцев»[1334].

Очевидно, свою роль здесь сыграло и правительство Швеции, решившее лучше пожертвовать немецкими солдатами, чем прибалтами, так как в течение всей войны скандинавские страны — Швеция и Финляндия — активно поддерживали стремление прибалтийских националистов к независимости, закрывая глаза на их сотрудничество с нацистами. (Об этом свидетельствуют, в частности, материалы финской и шведской прессы, регулярно приводившиеся в сводках донесений германской полиции из оккупированных восточных областей за 1941–1943 гг.[1335]) В результате 2.600 немецких солдат были переданы Советскому Союзу и разбросаны по различных лагерям военнопленных, а 30 тысяч латышских и эстонских коллаборационистов благополучно ушли от возмездия. Многие впоследствии переселились в другие страны и пополнили собой агентуру западных спецслужб и аппарат различных антисоветских радиостанций и неправительственных организаций.

Разумеется, эмигрировавшие вместе с немцами из Прибалтики националисты вроде профессора Арведа Швабе в пропагандистских целях не постеснялись преувеличить размах советских репрессий в Прибалтике. При этом был использован тот же прием, что и в 1941 году, когда советские репрессии 1940–1941 гг. были завышены более чем в десять раз. Так, к количеству действительно репрессированных, принудительно высланных и т. п. произвольно добавлялись все те, кто был призван в Красную армию или на работы по восстановлению разрушенного войной хозяйства в различные регионы СССР. Следуя этой логике, почему бы тогда не зачислить в «репрессированные» тех граждан других республик Советского Союза, включая и РСФСР, которые работали на восстановлении разрушенного народного хозяйства прибалтийских республик?

Вот так 140 тысяч спецпоселенцев превратились в 400–500 тысяч репрессированных и более миллиона высланных на принудительные работы…

Да, это совершенная правда, что тысячи молодых литовцев, латышей и эстонцев были насильно мобилизованы в легионы СС и другие части германской армии. И то, что после войны они оказались в лагерях военнопленных, это большая трагедия. Но с другой стороны, они носили форму, знаки различия и символику гитлеровской армии, воевали с оружием в руках или хотя бы формально числились в качестве солдат этой армии, а значит — они и были военнопленными. Более того, с формальной точки зрения их можно было бы поголовно обвинить и в измене Родине, так как республики Прибалтики в годы войны входили в состав Советского Союза…

«…Когда же будут возвращены наши латышские пленные, которые были взяты под Лиепаей и отправлены в Россию, — обращались многие родители с просьбами к главе правительства Латвийской ССР Вилису Лацису. — Был тогда увезен