на работы в Германию, Латвию и Эстонию. В оккупированных новгородских районах погибли 15 403 человека, из них были расстреляны 6513, повешены 430, умерли после истязаний и пыток 4851, убиты при бомбежках и артобстрелах 3609 человек. В многочисленных лагерях погибли 186 760 солдат и офицеров Красной армии. Таким образом, только безвозвратные людские потери составили 202 163 человека.

Подверглись арестам, насилию и побоям 5781 человек. Сведения о количестве граждан, угнанных на принудительные работы, разнятся. По данным райисполкомов, было вывезено 210 815 человек, областная ЧГК насчитала 166 167 человек...

14 сентября 1985 года.

СССР, Новгородская область

Самолет с Альфой и оперативной группой центрального аппарата КГБ СССР приземлился на одном из аэродромов ПВО. Должны были подать автобусы, но не подали, на чем было потрачено два часа времени. Потом терпение лопнуло, и, забрав технику части, выдвинулись в Тосно на ней — а там уже ждали два автобуса Икарус интуристовских и несколько машин Ленинградского управления КГБ.

Штабные сели в один автобус, Альфа — в другой.

По пути стали разбирать привезенные ленинградцами и те что были найдены в местном отделе КГБ материалы...

— Мясной бор — место плохое — уверенно сказал местный опер — слава про то место дурная идет. Туда ни по грибы, ни по ягоды, ни на охоту — никто не ходит. Да и нет там ничего.

— Как нет?

— А так. Здесь три года назад поисковые работы начались. Комсомольская инициатива. Тысячи тел уже подняли, местный военкомат колотит гробы, хоронят. Запрашивали Москву как хоронить.

— Почему?

— Армия Власова, предателя. Слава дурная...

Большинство из ехавших — про Власова и знать не знала. В СССР подобное старались забыть, писателя Гагарина, который в конце шестидесятых пытался опубликовать книгу о трагедии Второй Ударной — затравили, книгу не разрешили печатать.

— Оружие там осталось?

— Наверное, осталось и немало. Поисковики опять что-то находят, там армейские сами уничтожают.

— А почему не изымали?

— У кого. Тут после войны — хорошо, если десятая часть населения осталась, многие деревни были стерты с лица земли. В остальных — кто остался в живых, уехали...

Кто-то из москвичей покачал головой

— Как же вы живете?

— Как... так и живем.

Чем дальше удалялись от трасс, тем примитивнее становилась жизнь. Райцентр — это уже не деревня, но еще не город. Темные, крытые тесом двухэтажные дома на несколько семей, разбитые дороги, хулиганье на мотоциклах, примитивные магазины «продтовары/промтовары» с надписью «КООП». Автобусные остановки. Генерал Бояров, который как и все замы часто ездил с инспекциями по республиканским и областным управлениям КГБ смотрел, отодвинув шторку в салоне автобуса, и думал -почему так? Почему не так ни в Казахстане, ни в Узбекистане, ни в Грузии, ни в Азербайджане — а здесь, в России, которую называют РСФСР — так? Почему?[67]

Что самое удивительное большая часть таких вот городков — имеет завод. И не пожрать — выпить, а конкретный промышленный, и пожрать — выпить тоже есть. В таких вот городках на Кавказе завода нет, а если где и есть — то лучше чтобы не было. Генерал был, например, в курсе, как шоферы отказываются ездить на грузинских Колхидах — ведро с болтами. Но ведь завод там есть, работает, люди зарплату получают за свой брак, который семидесяти процентов достигает...

Завод есть, люди работают, а денег — нет. А там — почему то есть.

Почему так?

Внимание генерала привлекла обогнавшая их Волга, за ней — сквозанула еще одна. Он успел углядеть номера

— Мать их...

...

— Две Волги. Тормозите...

В Волгах — конечно же, оказались менты. МУР...

Голубая кровь милиции — розыск. Причем самое элитное подразделение розыска — отдел по борьбе с бандитизмом. С ходу заявили права

— Мы задних пасти не намерены!

Бояров выругался про себя. Еще два года назад ни один хомут не то что сказать такое — и посмотреть косо на офицера КГБ не решился бы. Тогда — их громили в хвост и в гриву, тысячами выгоняли из милиции, сажали. А сейчас — времена сейчас сильно не те стали. Стоят — наглые, один с головы до ног в джинсе. Правильно — знают, за ними поддержка Генерального секретаря.

И потому Бояров сдал назад.

— Работаем вместе, товарищи. Делить нам нечего, одно дело делаем...

Автобусы оставили за околицей. Часть альфовцев и ментов — попытались блокировать населенный пункт. Еще несколько — в том числе и генерал Бояров — направились в населенный пункт.

Изб сорок — на глаз оценил Бояров. Всего одна улица, лес кое-где прямо к огородам подступает. Это плохо.

Покосившиеся плетни, потемневшие от времени дома, листва желтая уже. Брехает собака.

Один из альфовцев снял с плетня поржавевшее ведро, сунул в него свое оружие...

В самом начале улицы — магазин. Генерал посмотрел на часы — лампочка горит

— Зайдем...

Зашли. Низкий потолок, лампочка без абажура. Старые, может еще сталинских времен полки и прилавки с товаром...

— Сказано, не торгую уже... — появилась зевающая продавщица и подавилась словами. Начальство она, как и все советские граждане — умела определять с первого взгляда

— Милиция — сказал генерал Бояров

— Да, товарищи... Сейчас, вы уж извините...

Бояров вдруг понял, что она их за ОБХСС приняла

— Милиция, не ОБХСС — уточнил он

Продавщица с настороженным видом убрала толстый журнал прихода — расхода.

— Мы тут к товарищу Терентьеву приехали. Знаете его?

— Так он же умер недавно...

— Как умер?

— Ну, так, схоронили. Сын его и хоронил, у них на семью как касьян глянул. Брат в армии погиб, мать с ума сошла, удавилась, теперь вот отец. Один Тошка остался...

Генерал понял, что зашел не с тех карт. В сельской местности товарищ Терентьев — это всегда глава семьи. Дети, внуки, они всегда только по имени.

— А Тошка этот... он где живет?

— Так дальше по улице, второй дом от леса. Синий