Понадобилась целая неделя, чтобы навести хоть какой-нибудь порядок в войсках. Началось дезертирство, а потому пришлось увеличить число заградотрядов, сформировав несколько новых на базе двух бригад волонтеров-иностранцев, состоявших исключительно из марьятов, латов, словнов и кайзерцев. Было расстреляно почти полторы тысячи человек, в том числе все командование Второй дивизии ополчения вплоть до ротных командиров. Кроме того, Птоцкий развернул Второй и Шестой корпуса и направил их в обход, вверх по течению реки к Кастину и вниз — к Молге. Им надлежало форсировать реку выше и ниже моста и атаковать противника с тыла, а также захватить имеющиеся в указанных местах мосты и иные средства переправы. В дополнение ко всему, высланные по окрестным деревням карательные отряды нахватали несколько сотен заложников, которых обвинили в пособничестве угнетателям и тоже расстреляли перед строем полков для поднятия боевого духа. А еще Птоцкий каждый день выступал, выступал и выступал на митингах.

К исходу недели Второй и Шестой корпуса, практически не встретив сопротивления, форсировали реку в нескольких местах и начали выдвижение к мосту с обоих флангов. И тут противник, до того почти не напоминавший о себе и лишь изредка совершавший огневые налеты по площадям, предпринял нечто удивительное. Ночью с таким упорством отбивавшийся батальон бесшумно снялся с позиций и отступил. Когда об этом доложили Птоцкому, который всю ночь мотался по войскам, готовя утренний решительный штурм, и даже дважды переплывал реку, чтобы согласовать с командирами передовых частей обоих корпусов общий план атаки, он сначала не поверил. Потом послал саперов проверить брошенные позиции и мост. К утру стало ясно, что войска суверена исчезли, оставив мост в целости и сохранности и не заминировав рельсы. В окопах не нашли ничего кроме пустых жестянок из-под ваксы. И именно это почему-то привело Птоцкого в совершеннейшее бешенство. Он заперся в салоне и до полудня глушил водку. А войска стояли между тем на исходных рубежах, не получив ни отбоя, ни команды двигаться вперед.

Переправа началась только на следующий день. Еще двое суток ушло на восстановление путей через разрушенную станцию, поскольку прежде при малейшей попытке начать работы тут же принимались за дело орудия противника. Но тут последовал новый удар. Когда спешно подтягивавшиеся к мосту войска вновь заполнили все пригодные для стоянок поляны в радиусе пяти верст, вновь ударили морские орудия.

Несколько часов около моста творился сущий ад. Птоцкий немедленно приказал всем уже переправившимся на ту сторону частям выдвинуться вперед и захватить орудия, но войска смогли продвинуться только на три версты, после чего атака захлебнулась. Несколько отрядов противника численностью около роты, по уши нашпигованные пулеметами, подготовили несколько засад и, подпустив спешно передвигавшиеся колонны на дистанцию пистолетного выстрела, открывали огонь на уничтожение. А потом, забросав ошеломленных и растерянных солдат ручными гранатами, бросились в штыковую. Атакующие части смешались и откатились обратно к мосту, где совершенно дезорганизовали переправу. Через пять часов обстрел прекратился, и высланные спустя полтора часа после этого дозоры доложили, что противник отошел. Это было необъяснимо. Птоцкий спешно собрал совещание штаба.

После шести часов сплошной пустопорожней болтовни он отпустил командиров, военспецов и политуполномоченных и поднялся в свое купе. От почти недельного постоянного недосыпания сильно болела голова. Он бросил взгляд на ворох телеграфных ленточек: Центральный совет слал ему по три телеграммы в день, требуя, советуя, грозно постановляя, но Птоцкий только досадливо морщился. Вся эта мышиная возня не имела никакого смысла. Никто лучше его самого не знал, что и как нужно делать, да даже если бы и знал, то не было человека, который мог бы СДЕЛАТЬ это лучше его. Будь на его месте кто-нибудь из этих «постановителей», армия не только не сделала бы хоть на йоту больше, но и, вне всякого сомнения, уже вообще разбежалась бы. И в Центральном совете это прекрасно понимали. Но избавиться от своих дурацких привычек так и не смогли. Или просто пытались таким образом создать у рядовых уполномоченных и председателей низовых комитетов впечатление, что они еще способны контролировать ситуацию. Что ж, пусть тешат себя иллюзиями. Птоцкий уже избавился от них. Ему стало ясно, что они проиграли. Нет, не только здесь. Насчет того, чем кончится дело в этом районе, догадывается уже и самый глупый солдат. И сегодняшнее совещание только подтвердило то, что он и предполагал, — войска на грани паники. Этот злой гений князь Росен до сих пор не нанес решающего удара только потому, что по каким-то своим причинам не хотел пока этого делать. Хотя нет, причины-то как раз вполне очевидны…

Птоцкий прошелся по кабинету, постоял у окна, потом, нажав кнопку, вызвал адъютанта.

— Специальная линия связи подготовлена?

— Так точно-с. Аппарат установлен во втором купе.

Птоцкий кивнул, одернул френч, глубоко, будто пловец перед прыжком в воду, вдохнул и быстрым шагом проследовал в купе.

Соратник Марак взял трубку почти сразу. Наверное, ждал у аппарата.

— Как дела?

Птоцкий ответил, не вдаваясь в подробности.

— Только что закончил совещание штаба. Завтра продолжим наступление.

Марак несколько мгновений молчал, потом сказал доверительным тоном:

— Я один в комнате. Можете говорить свободно. Ну так как наши дела?

Птоцкий негромко выругался в трубку. Марак подождал, пока он отведет душу, и мрачно сказал:

— Значит, наши предположения подтверждаются.

— Причем самые худшие.

— А доклады политуполномоченных в Центральный совет…

— Полное дерьмо! — Птоцкий умолк, чтобы зажечь курительную палочку, и продолжил: — Нет, на первый взгляд все выглядит не так уж плохо. Хотя потери, конечно, несколько выше, чем мы рассчитывали, но составляют всего чуть больше десяти процентов. И мы все еще продолжаем успешно двигаться вперед.

— Ну так откуда такой пессимизм?

Птоцкий зло фыркнул.

— Представь себе, они еще ни разу, НИ РАЗУ не бросили в бой более двух-трех тысяч штыков. Заметь, не ПОТЕРЯЛИ полторы-две тысячи, а просто не бросили в бой. А мы не отбили у них ни одной позиции. Они просто оставляют их нам, причем именно тогда, когда по каким-то причинам это становится нужным ИМ.

Птоцкий замолчал.

— Неужели ничего нельзя предпринять?

— Я попытался разок. Два дня назад Второй корпус получил приказ начать ускоренное движение, чтобы выдвинуть вперед левый фланг. Не считаясь с потерями. Знаешь, на сколько им удалось продвинуться?

В трубке стало тихо, потом из черного зева послышался разочарованный голос:

— Черт, а как хорошо все начиналось.

— Только не надо сантиментов, — раздраженно бросил Птоцкий, — сам понимаешь, время поджимает, надо спешить, пока не опомнились наши соратнички по Центральному совету, а то начнут все подгребать под себя. Они думают, что я скоро возьму Коев, а пока это так, мы можем втихаря действовать. Вот когда тут все полетит к черту, тогда может случиться так, что у нас останутся в распоряжении считанные дни или даже часы. Хотя, скажу тебе, — Птоцкий прижал трубку к губам, — я не стал бы исключать, что ЭТОТ предусмотрел и такой вариант развития событий.