Она принимается листать заламинированные страницы меню.

– Столько шума, а самое дорогое шампанское – по тридцать два фунта пятьдесят пенсов бутылка! Принесите две, пожалуйста.

– Бриония…

– Грег, Лин, вы ведь ко мне присоединитесь? Пощиплем языки вместе! Я угощаю, понятное дело.

Бриония поднимает взгляд обратно на официанта:

– И можете заодно уж открыть бутылочку “Грава” 2007 года, чтобы подышало. Если уж мы решили пить, надо делать это как следует.

– Что такое просветление?

Флёр смеется.

– Сколько у тебя времени? – спрашивает она. – Во сколько мама тебя забирает с утра?

Холли вздыхает.

– Ну почему взрослые вечно…

– Ладно. Слушай. Ты знаешь историю про Адама и Еву?

– Да. Это из Библии. Они в саду, и там дерево, и Бог говорит, чтобы они не ели яблоко с этого дерева, но они, конечно, едят, и во всем виновата Ева, и…

– Я никогда еще не видела, чтобы Библия наводила на человека такую скуку.

– Ну она же такая древняя. И потом, если ты Бог и тебе нужно, чтобы кто-то чего-то не ел, зачем ты им это вообще даешь?

– Может, чтобы они видели, что у них есть свобода выбора?

– Ясно. Ну так и что же с просветлением?

– Ты знаешь, что появилось у Адама и Евы, когда они вкусили от яблока, которое, кстати, было просто фруктом – необязательно именно яблоком. Это могла быть, например, фига.

– Эм-м… знание? Речь, кажется, идет о дереве познания?

– И что произошло дальше?

– Не помню.

– Они оделись, потому что стали стыдиться своей наготы.

– А потом Бог наказал Еву месячными и всяким таким!

– Ну, в каком-то смысле Богу не было необходимости их наказывать. Имея знание, они могли наказать себя сами. Ведь знание – это не только информация, которую черпаешь из книг. Знание – это еще и такие вещи, как стыд, смущение и страх. Осознание того, что ты лучше или хуже кого-нибудь еще. Способность отделять себя от всего остального. В школе знание – полезно, но в этой истории знание – проклятие.

– Ясно…

– Просветление – во всяком случае, как я его вижу, – это способ отмотать пленку назад и вернуться в то состояние, когда яблоко еще не было надкушено.

– То есть это что же, избавление от знания?

– Да. Или от того, что я назвала бы эго.

– Понятно.

– У тебя никогда не бывает так, что какой-то голос в голове говорит, что ты не слишком хороший человек, или, ну я не знаю, что последний твой теннисный удар был никуда не годным, или что ты уродина, неудачница и все такое прочее?

Холли корчит кислую мину.

– Ну да. Бывает. Откуда ты знаешь?

– Знаю, потому что этот голос слышат все.

Долгая пауза.

– Правда? Ты уверена?

– Да. А бывает так, что этот голос говорит тебе что-нибудь приятное? Например, что ты умнее других людей или, скажем, стройнее? Может, иногда он расписывает тебе, как ты играешь на Уимблдоне, или становишься старостой в школе, или…

– Наверное, бывает. Не знаю. Только это ведь не тот же самый голос. Не может быть, чтобы он был тем же самым.

– Думаю, это тот же голос. Я считаю, так с нами говорит эго. А у него одна задача – сделать так, чтобы мы постоянно видели разницу между собой и другими. Чтобы все время сравнивали себя с другими и обнаруживали, в чем мы лучше, а в чем – хуже. Только представь себе, каково было бы, если бы на свете жил человек точь-в-точь такой же, как ты? Как бы ты себя почувствовала?

– Честно?

– Да.

– Это была бы страшная скукота.

– Вот в этом-то и состоит задача эго. Оно делает так, чтобы просветление и объединенность казались нам скукотой. Но представь себе, что было бы, если бы ты испытала к этому своему двойнику любовь? Что тогда?

– Даже тогда все было бы страшно скучно. Я не знаю… Может быть…

Холли вдруг вспоминает о Мелиссе и о том, как они играли вместе. Никто из них не стремился победить. Значение имели только сила и красота ударов. Если бы тогда нужно было заботиться о заработанных очках, Холли получила бы куда меньше удовольствия. И уж если бы Холли довелось стать такой же, как какой-нибудь другой человек, она бы, конечно, выбрала Мелиссу. Вот только интересно, захотела бы Мелисса стать такой же, как Холли? Скорее всего, нет.

– Многие взрослые мечтают достичь просветления.

– Почему?

– Некоторые (в основном индуисты и буддисты) считают, что мы проходим процесс реинкарнации снова и снова – пока не придем к просветлению, и полагают, что жизнь – это в основе своей страдание. Люди стремятся к просветлению потому, что хотят перестать страдать.

– То есть на самом деле они хотят умереть?

– Они хотят вырваться из круга рождения и смерти.

– Тетя Флёр, вообще-то звучит все это жутковато.

– Да, я знаю.

– Получается, то, что написал дедушка Куинн в своем дневнике об этих стручках…

– Он написал правду. Они – нечто вроде короткой дороги к просветлению. Но они убивают.

– Зато, прежде чем убить, дарят просветление?

– Да, но они убивают по-настоящему. Обратно уже не вернешься.

– Если, конечно, ты не животное. Я читала, что животные и птицы уже и так просветленные, поэтому стручки действуют на них иначе. А дедушка Куинн писал, что иногда люди возрождаются в теле животных. Это правда?

– Может быть, если в этой жизни у них что-то пошло не так? Но твердо я тебе ответить не могу. Важно то, что, если съешь семян из этого стручка (а они совсем крошечные), не вернешься обратно уже ни в каком теле.

– Мне теперь как-то страшно.

– Может, съешь еще торта?

– А это обязательно? Похоже, мама все равно больше никогда не разрешит мне играть в теннис.

Флёр вздыхает. Убирает торт.

– Послушай, важно, чтобы ты хорошенько запомнила: эти стручки – очень-очень опасны. Пообещай мне, что, если ты когда-нибудь наткнешься на один из них…

– Да, тетя Флёр. Я сразу же тебе об этом сообщу.

– И не будешь к нему прикасаться, ничего такого.

– Да, тетя Флёр.

– Перестань дергаться. Посиди спокойно две минуты и послушай меня.

– И тогда ты разрешишь мне помочь?

– Да.

– Разрешишь мне тоже искать стручки?

– Наверное, для начала мне понадобится сходить на разведку. Но это будет очень опасно, поэтому ты должен внимательно меня слушать.