Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты права, – сказал он, изо всех сил стараясь не стучать зубами, – она действительно мокрая.
Ее удивило, что Ной держался на расстоянии двух гребков. Оливия ждала, что он подплывет вплотную. Но он никогда не делал того, чего от него ждали. И это тревожило ее больше всего.
Когда Ной все же подплыл к ней, Оливия почти успокоилась. Это было логично. Утренний секс, основная человеческая потребность. А потом они, как полноправные партнеры, смогут заняться делом.
Но Ной коснулся ее всего лишь кончиками пальцев и заглянул в лицо.
– Замечательный кофе, Лив.
– Если после первого глотка ты не вскакиваешь как ошпаренный, это не кофе.
– Куда мы сегодня? Она нахмурилась.
– Я думала, ты хочешь приступить к интервью.
– Дойдем и до этого. Здесь есть какой-нибудь маршрут, который тебе нравится?
«В конце концов, это его дело», – напомнила себе Оливия и пожала плечами.
– Есть один. Горный. Замечательные виды, альпийские луга…
– Подходит. Хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? Она вскинула глаза.
– Что?
– Хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, или предпочитаешь, чтобы я этого не делал?
– Мы спали с тобой, – осторожно ответила она. – И это было неплохо.
Он коротко фыркнул.
– Можешь не льстить моему самолюбию. – Ной отвел от ее лица влажную прядь. – Я спрашивал не об этом. Просто хочу знать, хочешь ли ты, чтобы я притронулся к тебе сию минуту. – Когда их глаза встретились, Ной провел пальцем по ее шее и плечу. – И занялся с тобой любовью. Прямо сейчас.
– Ты уже прикасаешься ко мне.
Палец Ноя спустился ниже, вошел в нее, и по коже Оливии побежали мурашки.
– Да или нет? – пробормотал он, когда у Оливии захватило дух.
В животе стало горячо, бедра встрепенулись, по телу пробежала судорога наслаждения. Не в силах справиться с собой, Оливия запустила пальцы в волосы Ноя и притянула его голову к себе.
– Да, – сказала она, прильнув к его губам.
Она обвила ногами его талию, готовясь к головокружительной скачке и изнывая от желания поскорее достичь оргазма. Но Ной обхватил руками ее бедра и заставил подниматься и опускаться, подниматься и опускаться, пока Оливия не простонала его имя.
Ему казалось, что вода вот-вот вспыхнет ярким пламенем. Как он жил до сих пор без ее близости? Длинные руки и ноги, сильные и стройные; нежная, упругая кожа, искрящаяся на солнце… Он заставил Оливию откинуть голову, чтобы поцелуй мог длиться как можно дольше. Тем временем солнце прорвалось сквозь туман и превратило окружавшую их воду в прозрачное движущееся зеркало.
Он уперся ногами в каменистое дно и вошел в нее одним длинным, плавным рывком.
– Держись за меня, Лив, – хрипло прошептал он, зарылся лицом в ее шею и услышал протяжный стон. – Сожми меня. – Тело Оливии свело сладостной судорогой, и ее мышцы стиснули его горячими тисками.
Сквозь барабанный бой сердца, эхом отдававшийся в голове, Оливия слышала бормотание Ноя, но не разбирала слов. Его голос был еще одним слоем бархата, еще одним источником неслыханного наслаждения. Однако это не помешало ей ощутить, что его тело напряглось. Она крепко обхватила Ноя и быстро задвигалась, стремясь вместе рухнуть с последнего обрыва.
Но он не отпустил ее. Оливия ждала, что он разожмет руки, отодвинется, торжествующе улыбнется, вылезет из воды и нальет себе вторую чашку кофе.
Она снова ошиблась. Ной крепко держал ее, прижимал к себе, водил губами от виска к подбородку. И это нежное, успокаивающее движение потрясло ее сильнее, чем секс.
«Нужно отодвинуться, – подумала Оливия. – Скорее, пока Я не растаяла».
– Вода холодная.
– Холодная? Ледяная, черт побери! – прошептал он, посасывая мочку ее уха и наслаждаясь стуком ее сердца. – Знаешь, как только ты приходишь в себя, твое тело напрягается. Почему?
– Не понимаю, о чем ты говоришь. Давай вылезать. Нам нужно начинать, если…
Он повернул голову и зажал ей рот поцелуем.
– Мы уже начали, Лив. Начали, и очень давно. – Ной взял ее за подбородок, потом отпустил и подтолкнул к берегу. – Вопрос в том, чем это кончится.
Оливия сделала яичницу из порошка, и они запили ее кофе. Ной согласился с тем, что лагерь сворачивать не нужно, и предложил пройти по кольцевому маршруту, чтобы вернуться часов через пять.
Они надели легкие рюкзаки и начали восхождение по крутой тропе. Справа от них пролегло ущелье, слева тянулся к небу лес. Они шли против течения реки, поднимаясь туда, где парили орлы и редко ступала нога человека.
Оливия шла по головокружительным подъемам и спускам так же, как другие женщины двигаются по танцевальной площадке – с непринужденной грацией, свидетельством чрезвычайной уверенности в себе.
– Если бы я построил здесь дом, то не смог бы ударить палец о палец. Только смотрел бы и смотрел кругом…
Ну почему он не такой простой и мелкий, как ей хочется?
– Эта земля принадлежит штату.
Ной только покачал головой и взял ее за руку.
– Помечтай минутку. Мы с тобой единственные люди на свете и поселились в этих местах. Можно провести здесь всю жизнь, любуясь этой красотой.
Голубое, белое, зеленое и серебряное. Мир состоял из этих ярких цветов; остальные были представлены лишь неясными пятнами. Горные пики, ущелья и стремительно бегущая вода. Ощущение его теплой руки. Как будто, так и должно быть…
А больше никого и ничего. Ни страха, ни боли, ни воспоминаний, ни завтра.
Оливия поняла, что она грезит, и поспешила вернуться к действительности.
– Ты бы не так радовался, если бы оказался здесь в разгар зимы. Сидел бы с отмороженной задницей, и некому было бы принести тебе горячую пиццу.
Спокойный и терпеливый взгляд Ноя заставил ее устыдиться.
– О чем бы ты больше всего тосковала, если бы не могла вернуться назад?
– О моих родных.
– Я не имею в виду людей. Чего тебе здесь не хватало бы?
– Зелени, – не успев подумать, ответила она. – Зеленого света и зеленого запаха леса… Здесь все другое, – продолжила Оливия, когда они пошли дальше. – Открытое, холодное, с голыми вершинами.
– И негде спрятаться.
– Я не прячусь… Вот это исландский мох, – сказала Оливия, показывая рукой на мохнатый желто-зеленый клубок. – Самый полезный из лишайников. В Швеции его продают как лекарство. – Она заметила его взгляд. – Что?
– Мне нравится отрывистый тон, которым ты начинаешь читать лекцию по естествознанию, когда расстраиваешься.
– Если ты не хочешь знать, на что смотришь, дело твое.