прекрасная кандидатура! Я тебе обещаю, что буду ему помогать изо всех сил и прикрою его в Москве, если будет надо.

Слава Филин был очень приличным человеком, двигателистом, ленинградцем, закончившим ЛИИВТ (Ленинградский институт инженеров водного транспорта), и они с Игорем были большие приятели. У него был один маленький недостаток: он был слишком интеллигентным и мягким человеком, что являлось несвойственным для советского руководителя любого ранга.

На том и договорились, в результате чего профессор был избавлен от весьма хлопотной и неблагодарной должности.

Ему потом рассказали, что большинство заговорщиков, включая секретаря парткома, испытывали двойственное чувство. С одной стороны, они добились, чего хотели. Но была и другая сторона. Как стало известно, многие заговорщики были этим сильно разочарованы – действительно насолить профессору не удалось, и это было обидно. И второе: все чувствовали, что надвигаются новые тяжелые времена, и в душе понимали, что Игорь бы справился с проблемами для института лучше других, а чувство самосохранения никто не отменял.

В 1987 году промышленные предприятия получают больше свободы в решении финансовых и хозяйственных вопросов и начинают экономить даже безналичные деньги. Это приводит к сокращению договоров с исследовательскими институтами, уменьшается также бюджетное финансирование. Система отреагировала сокращением единиц в штатном расписании и необходимостью увольнять работников. Было очень тяжело расставаться с коллегами, с которыми проработал много лет. Профессор постоянно находился под прессом необходимости принимать решение кого уволить. Он всё это пытался делать открыто, но легче никому от этого не становилось. Ушел Толя Садовский – его многолетний друг и заместитель, но он пошел на большое повышение – стал главой транспортной инспекции Челябинской области. Позже он устроил многих уволенных из лаборатории профессора к себе на работу. Ушли некоторые другие ценные сотрудники.

В 1988 году экономический рост резко замедляется, а в 1990-м сменяется падением, что ведет к чудовищному обвалу жизненного уровня народа. Наступает полный товарный и продовольственный дефицит, полки промтоварных и продовольственных магазинов окончательно пустеют, правда, на черном рынке есть почти всё. У Игоря в кабинете всё чаще собираются институтские евреи для диспута: «Ехать – не ехать», но в Израиль почти никто не хочет, а с Америкой всё было не ясно.

В 1987–1988 годах официальный государственный антисемитизм и «антисионизм» фактически сходят на нет. Прекращается болтовня о преступлениях сионизма. Однако на место государственного антисемитизма приходит антисемитизм народный. Возникают общественные сообщества антисемитского толка. Самым известным среди них стало общество «Память». Именно «памятники» 6 мая 1987 года провели первую открытую «антисионистскую» демонстрацию в Москве. В 1989 году Игорь отвозит пачку документов своих и нескольких других евреев-коллег в Москву и сдает их в американское посольство. К сожалению, ответ из посольства пришел уже после отъезда Гольдов в Израиль. Что в нем было, Игорь так и не узнал – конверт выбросили новые жильцы в их квартире.

Игорь преподает в институте «вечерникам». «Вечерние» студенты – это уже не девочки и мальчики, а взрослые люди: производственники, практики с ЧТЗ и других челябинских заводов на инженерных должностях, которым всё труднее было находиться на этих должностях, не имея высшего образования. На занятиях студенты, видя эрудированного и разностороннего преподавателя, всё чаще задают ему вопросы вроде того, почему трактор фирмы «Катерпиллер» работает без поломок десять тысяч часов, а у тракторов ЧТЗ дефекты начинаются через тысячу часов. Игорь отшучивается:

– Знаете, у меня есть один знакомый – так он в таких случаях замечает, что такой разговор надо прекращать, поскольку он через полчаса приведет к обсуждению роли компартии.

Студенты понимающе улыбаются.

Впоследствии Игорь часто задумывался, почему так легко сломался коммунистический режим в СССР, который правил много лет и обладал совершенно неограниченной силой в виде армии, КГБ и миллионов членов партии. Ответ напрашивался один: ни рядовые военные, ни офицеры и генералы, ни партийцы всех уровней давно в коммунистические сказки не верили и уж никак не собирались за них воевать. Они состояли в партийных организациях исключительно из меркантильных соображений. Игорь всегда поражался, как разнились эти люди при частном и публичном общении, как только что они рассказывали антисоветские анекдоты и тут же выходили на красный ковер и клялись в вечной любви и верности к коммунистической партии и идеологии. Конечно, эти их «замечательные» качества позволили обойтись без гражданской войны и обеспечили относительно мирный демонтаж коммунистического режима.

Игорь понимал, что тенденция идет к тому, что прикладные институты будут терять свое значение и большинство прикладных исследований будет переходить к производителям, как это и делается в капиталистических странах. А фундаментальные разработки будут всё больше сосредотачиваться в вузах. Нишу Игорь видел в работах по официальным испытаниям, стандартизации и сертификации. Поэтому много времени проводил на полигоне и также в челябинских государственных органах стандартизации (местном отделении Госстандарта и пр.). В 1989–1990 годах начался заключительный этап дестабилизации обстановки в стране. После I съезда народных депутатов начинается противостояние коммунистической партии с новыми политическими группировками. Трудности в экономике перерастают в полномасштабный кризис, и ситуация в стране выходит из-под контроля властей. В 1990 году в СССР начинается волна кровавых межнациональных столкновений (Абхазия, Южная Осетия, Молдавия и т. д.).

В 1989 году «закрывают» Америку. Конечно, алия конца восьмидесятых – начала девяностых годов была мотивированной не национально, а экономически. 90 процентов эмигрантов, выехавших из СССР в 1988 году по израильской визе, отправились в США. В 1989-м эта цифра была ненамного ниже – 80 процентов. Но почему надо заставлять всех советских евреев ехать в Израиль? Половина и так поедет, а второй половине там катастрофически нечего делать и Израилю с ней нечего делать. Ходили слухи, что это якобы Израиль «попросил» США принять такое решение. Трудно было понять, зачем это было нужно Израилю – ввозить в страну множество людей, которые совершенно не хотели в ней жить и совершенно были ей не нужны. Полное отсутствие логики убивало Игоря, и он думал, что чего-то не понимает. Уже позже Игорь прочел слова Макса Нордау, который писал Владимиру Жаботинскому, что логика – искусство греческое и еврей его терпеть не может. В Челябинске обо всем этом была нулевая информация, и Игорь, как и вся «баранья» масса, только знал, что Америка закрылась. Дочка с зятем и внучкой уже улетели в Израиль, и Дана денно и нощно грызла профессора насчет отъезда. Большинство его коллег-евреев тоже уехали.

Ходили слухи, что технически «закрытие» Америки было сделано путем ликвидации перевалочных пунктов в Вене и Риме и перевода их в Будапешт и Бухарест. Всё оказалось еще хуже, чем тогда думалось Игорю. В