Элен посмотрела на него с недоумением:

— Папа, что ты хочешь этим сказать?

Преподобный Фергюсон усердно поливал чернослив заварным кремом. Потом на его губах появилась терпеливая улыбка.

— Только то, что вас часто видят вместе. Элен, я боюсь, что начнутся сплетни. Нет ничего более безвкусного, чем неравный брак.

Выпуклые серо-голубые глаза посмотрели на нее в упор, и Джулиус приложил салфетку к уголку рта. Как всегда, Элен почувствовала себя так, словно он заглянул в глубины ее души. Дружба, которой они с Адамом наслаждались летом, в глазах отца была чем-то грязным, чем-то таким, чего следовало стыдиться. Элен помнила, как ей хотелось положить руку на сильный бронзовый локоть Адама. Помнила, как однажды он назвал ее «любовь моя».

— Скажи мне, Элен, у тебя с ним что-то серьезное?

Она яростно замотала головой:

— Ну что ты, папа. Конечно, нет.

Элен знала, что покраснела; она взяла стакан, но рука дрожала так, что вода выплеснулась на полированную крышку стола.

— Напиши Хейхоу, что у нас есть для него работа.

Преподобный Фергюсон доел чернослив и положил ложку на блюдо в знак того, что Бетти может убирать со стола.

Когда отец сказал «спасибо» и встал из-за стола, Элен вслед за ним пошла в кабинет. Он диктовал, Элен послушно писала, но в глубине ее души бушевал лютый гнев. «Помни, что Адам Хейхоу тебе не ровня», — сказал отец, но она сомневалась в его правоте. Элен не считала себя выше Адама. Он сражался за свою страну, содержал овдовевшую мать, пока та не умерла, и сделал множество красивых и полезных вещей. Элен судорожно вздохнула. А она за всю свою жизнь не сделала ничего. Будущее пугало ее; она с болезненной ясностью видела, что отец подавлял ее малейшее стремление к свободе. Слабость характера превратила ее в затворницу. Матери помогла сбежать от этой удушающей любви только смерть.

Нет, она не любила Адама Хейхоу. Во-первых, Адам был намного старше; во-вторых, он ничем не напоминал портреты героев на обложках романов, которые Элен брала в платной библиотеке. Но он был ее самым давним другом.

Когда отец велел ей поставить под письмом свою подпись, Элен захотелось бросить ручку или убежать из комнаты. Но она не сделала ни того ни другого, потому что случайного порыва к свободе было недостаточно, чтобы победить ее всегдашнюю кротость. Она закусила губу и расписалась.

Отсутствие постоянной работы заставило Адама Хейхоу наняться загонщиком в охотничьи угодья к лорду Фриру. Работа была неприятная и унизительная. Требовалось стоять под дождем в лесу на краю поместья Брэконбери, выгонять фазанов из укрытий и следить за тем, чтобы они поднимались в небо. Иногда ему хотелось, чтобы птицы уцелели и не угодили под выстрел. Когда ярко раскрашенная птица падала на землю, звук удара эхом раздавался среди деревьев.

Работы было на неделю. Целую неделю ему приходилось вставать до рассвета, натягивать успевшую вчера высохнуть одежду, садиться на велосипед и ехать за шесть миль в Брэконбери-хаус. Затем восемь часов стоять среди деревьев, с которых капала вода, месить сапогами грязь и промокать до нитки. Гости лорда Фрира обедали под навесами, которые держали слуги; Адам и другие загонщики ели всухомятку, прячась под кустами или прислонясь к стволу дерева.

Но погода была не главным, Адам видывал и похуже. Во Фландрии (это сравнение заставило его слегка улыбнуться) он ел, спал и воевал в грязи. И там стреляли в него, а не в фазанов. «Ты нужен стране», — гласил плакат тех лет. Он любил свою страну, пошел в армию и исполнил свой долг. Но теперь он стране стал не нужен. Годы упадка сильно ударили по сельскохозяйственной Восточной Англии и лишили его работы. Люди не могли позволить себе покупать новую мебель — им едва хватало денег на еду и одежду. Но Адам был горд и не хотел за гроши наниматься в слуги или в батраки. До этого он еще не дошел.

Наблюдая за происходящим, он понимал, что с загонщиками обращаются хуже, чем с собаками. Если собаки хорошо делали свое дело, им давали еду, воду и хвалили; Адама же и его коллег только ругали, кричали на них и смотрели свысока. Среди загонщиков попадались и молодые парни, и старики. Один из парней поскользнулся в грязи и поднял фазанов еще до того, как охотники успели приготовиться.

— Пошел вон, дурак! — сердито прорычал лорд Фрир.

Адам мгновение смотрел на него, а потом на побелевшего парня, затем плюнул и ушел из леса, хлюпая сапогами по грязи и ничуть не беспокоясь, сколько фазанов при этом вылетело из своих укрытий и, хлопая крыльями, поднялось в воздух.

За его спиной раздавались возмущенные голоса:

— Эй, что ты делаешь? Остановите этого олуха, он испортит нам всю охоту!

Но он продолжал идти, с наслаждением подставляя лицо каплям дождя и дыша полной грудью.

Добравшись до своего коттеджа, Адам обнаружил просунутую под дверь бумажку. Вода текла с него ручьем на кирпичный пол, но он не обращал на это внимания и читал записку.

Его просили — нет, ему приказывали! — на следующее утро явиться в дом священника и заняться там какой-то пустяковой работой. Письмо было подписано «Э. Фергюсон». Вот и все. Адам положил записку на комод, взял чайник, наполнил его из-под крана в саду и поставил на плиту. А потом начал заваривать чай.

За этим занятием он осмотрел домик. Кирпичный пол, низкие потолки, стены, оклеенные выцветшими обоями, и сортир во дворе. Дом был для него родным, но Адам знал, что для Элен этого недостаточно — она привыкла к лучшему. Глупо было надеяться, что преграда между ним и Элен в один прекрасный день рухнет. Он тешил себя иллюзиями. Адам не обижался на Элен и не осуждал ее. Просто понимал, что эта девушка никогда бы не приняла любовь, которую он мог предложить ей… Предложить еще много лет назад. Жесткая и косная деревенская иерархия такого не допускала.

Соседский мальчуган принес записку, когда Элен подрезала в саду розы. Девушка дала ему завалявшееся в кармане пенни и развернула листок бумаги. Там было написано: «К сожалению, работать у вас не смогу. Ваш А. Хейхоу».

Какое-то мгновение она смотрела на листок, потом бросила ведро и секатор, выскочила в калитку и побежала по проселку. Добравшись до домика Адама, она увидела, что дверь открыта. Элен окликнула Адама, затем заглянула в дверь и вошла.

В домике было холодно, плита не горела. Адам, в старой шинели и в сапогах, стоял в углу и сражался с рюкзаком. Он посмотрел на Элен и сказал:

— Слишком много книг. Понимаете, не могу решить, что оставить.

Она, как дурочка, спросила:

— Адам, вы уезжаете?

Хейхоу наконец справился с пряжкой.

— Здесь нет работы, мисс Элен. Точнее, подходящей работы.

Его слова жалили. Элен обвела взглядом тесный, но уютный домик, который ей всегда так нравился, и заморгала глазами. Без вещей он начал меняться. Она впервые заметила пятна сырости на стенах и бумагу, отслаивавшуюся от оконных рам.