— Она выглядела такой одинокой и напуганной… — Харри зажмурился — порыв ветра бросил пригоршню снега ему в лицо. — Как будто заблудилась в сумерках.

Черт! Черт! Он моргнул и почувствовал, как к горлу подкатывает ком, рыдания чуть не выплеснулись наружу. Может, у него у самого нервный срыв? Его бил озноб. Вдруг он почувствовал теплую ладонь Ракель на своем подбородке.

— Ты не она, Харри. Ты другой.

— Да? — слабо улыбнулся он, отводя ее руку.

— Ты не лишаешь жизни невинных людей, Харри.

Харри отказался от предложения Ракель подвезти его и поволокся к автобусу. В автобусное окно он смотрел на хлопья снега и на фьорд, а сам вспоминал, как Ракель произнесла слово «невинных», — немного повысив интонацию, будто сомневалась и задавала вопрос.

Харри уже собирался открыть дверь, как вдруг вспомнил, что у него кончился растворимый кофе, и прошел пятнадцать метров до лавки Ниязи.

— Странно видеть вас так рано, — сказал Али, принимая деньги.

— Взял отгул, — ответил Харри.

— Погодка-то, а? Говорят, завтра выпадет на полметра снега!

Харри покрутил в руках банку кофе.

— Я тут на днях напугал Сальму и Мухаммеда. На заднем дворе.

— Да, я слышал.

— Приношу извинения. Я был немного на взводе, вот и все.

— Все в порядке. Я только боялся, что вы опять начнете пить.

Харри покачал головой и вяло улыбнулся: ему нравилось прямодушие пакистанца.

— Вот и хорошо, — сказал Али, отсчитывая сдачу. — А как там косметический ремонт?

— Ремонт? — Харри взял сдачу. — Вы имеете в виду уничтожение грибка?

— Какого грибка?

— У меня парень работает, Стурманн или как там его, он обнаружил домовый грибок в подвале…

— Грибок в подвале? — Али изумленно посмотрел на Харри.

— Так вы что, не знаете? — Теперь удивился Харри. — Вы же председатель кооператива. Я думал, он с вами говорил.

— Нет, может, он договаривался с Бьёрном.

— А кто этот Бьёрн?

— Человек, который тринадцать лет живет на первом этаже, — ответил Али, бросив на Харри строгий взгляд. — И все это время он был заместителем председателя.

— Ах, Бьёрн! — отозвался Харри, изобразив лицом, что имя ему знакомо.

— Я обязательно проверю, — заверил его Али.

Оказавшись в квартире, Харри стянул ботинки, пошел в спальню и лег на кровать. В отеле, в Бергене, он так и не смог заснуть, а тут отключился, едва его голова коснулась подушки. Когда он проснулся, во рту пересохло, желудок терзала боль. Он встал и пошел попить, но, выйдя в прихожую, застыл на месте.

Когда Харри пришел домой, он ничего не заметил и только теперь разглядел, что погром в квартире закончился.

Он походил по комнатам. Чудеса. Стены были восстановлены просто безупречно! Он мог бы поклясться, что тут вообще ничего не трогали. Только дырки от гвоздей исчезли — их аккуратно замазали. Он коснулся стены в гостиной, чтобы убедиться, что это ему не привиделось.

На столе лежал лист бумаги — записка, буквы четкие, даже красивые.

Я его уничтожил. Больше вас не побеспокою. Стурманн.

P.S. Я порезался и запачкал кровью стеновую панель. Когда кровь попадает на необработанную деревянную поверхность, смыть ее невозможно. Выход один — покрасить всю стену красным.

Харри опустился в кресло и принялся разглядывать голые стены.

И только выйдя в кухню, он понял, что чудеса не закончились. Потому что календаря с Ракель и Олегом на месте не было. Небесно-голубое платье. Он громко выругался и принялся яростно рыться в мусорном ведре, проверил даже пластиковый контейнер, что стоял на заднем дворе. Только тогда ему стало ясно, что двенадцать счастливейших месяцев его жизни уничтожены вместе с мусором.

Психиатр Хьерсти Рёдсмуэн понимала, что этот рабочий день будет для нее особенным. Пока она шагала по коридору психиатрического отделения Хёукеланнской больницы, что в Саннвикене, солнце торжественно взошло над Бергеном и брызнуло в окна. Больницу столько раз переименовывали, что лишь немногие бергенцы знали, что официально она теперь называется больница «Саннвикен», но «закрытое» отделение не переименовывали, так оно и оставалось «закрытым», как будто ждали указания и объяснения, что название это неправильное, а самое главное — унизительное.

Встреча с пациенткой, которая сидела под такой охраной, какой у них в отделении еще никогда не было, одновременно страшила и радовала. Этические принципы и подходы они заранее обговорили с Эспеном Лепсвиком из КРИПОС и Мюллер-Нильсеном из бергенского Управления полиции. Пациентка находилась в состоянии психоза — допрашивать ее было нельзя. Хьерсти же как психиатр беседовать с пациентами умела только ради их собственного блага, отчего помочь полицейскому расследованию не могла. Нельзя было забывать и о врачебной тайне. Поэтому ей самой придется определять, что из услышанного ею важно для следствия, и добиваться от пациентки более подробных объяснений. Но даже эта информация не могла быть использована в суде, потому что исходила от психически неуравновешенного человека. Короче говоря, в смысле этики и юриспруденции ей придется пройти по настоящему минному полю, причем малейшая ошибка может иметь самые катастрофические последствия, так как все ее действия будут проверяться и перепроверяться судейскими и журналистами.

Рядом с белой дверью в кабинет стояли сыщик в штатском и полицейский в форме. Она показала на пропуск, приколотый к белому халату, и полицейский распахнул перед ней дверь.

Заранее обговорили, что штатский будет присутствовать в кабинете, чтобы поднять тревогу, если вдруг что-то пойдет не так.

Хьерсти Рёдсмуэн села на стул и посмотрела на пациентку. Неужели эта хрупкая женщина с упавшими на лицо длинными волосами и черной гематомой у разорванного рта может представлять какую-то угрозу? Огромными глазами она с ужасом смотрела на что-то, видимое ей одной. Какая уж тут угроза! Казалось, женщину принес сюда ветер и стоит дунуть — ее унесет куда-то в другое место. Поверить в то, что она хладнокровно убивала людей, было просто невозможно. Но у Хьерсти Рёдсмуэн был богатый опыт.

— Добрый день, — начала она. — Меня зовут Хьерсти.

Ответа не последовало.

— Как вы думаете, в чем ваша проблема? — спросила она.

Этот вопрос был заимствован из пособия по проведению бесед с пациентами в состоянии психоза. Альтернативой была фраза: «Как вы думаете, чем я могу вам помочь?»

По-прежнему молчание.

— Вы здесь в полной безопасности. Тут нет никого, кто хотел бы причинить вам вред. Я ничего дурного вам не сделаю. Вы в полной безопасности.

Такое четкое заявление согласно пособию должно успокоить пациента. Это важно, потому что психоз возникает из безотчетного страха. Хьерсти Рёдсмуэн чувствовала себя стюардессой, рассказывающей о правилах безопасности перед взлетом. Даже на рейсах, которые пролетают над пустыней, пассажирам непременно демонстрируют спасательные жилеты. Потому что смысл этой демонстрации на самом деле следующий: «Можете бояться, но знайте: мы о вас позаботимся».