— А-а-а! — Вырвавшись из самурайского скопления, на балку вскочил невысокий воин и побежал навстречу Артему, держа двумя руками высоко над головой длинный меч.

Заорал и Артем, тоже замахнулся мечом и тоже ускорился навстречу воину в цветах дома Ходзё…

Ну, вот и наступил момент истины — во всей четкости осознал Артем. Момент истины всей его японской эпопеи. Почти по-гамлетовски — быть или не быть…

То, что сотворил вдруг Артем, не вписывалось ни в какие правила самурайского поединка и вообще ни в какие правила. Более того, и сам Артем ничего подобного не задумывал. Тело сработало исключительно на рефлексах и интуиции, без малейшего участия разума.

Артем описал катаной полукруг над головой, меняя хват рукояти с прямого на обратный, и на бегу с резким выдохом — «Йя-а!» — метнул меч.

Метнул не в набегающего противника, а ему под ноги. Всаживая меч острием в несущий брус моста.

Артему даже показалось, что он расслышал тихий хруст рассекаемых сталью древесных волокон.

Затормозить не успевали оба — только у одного под ногами вдруг вырос сталагмитом мелкоподрагивающий меч, а другой, то бишь Артем, не снижая ход, сильно толкнулся ногами и прыгнул вбок — в сторону находившегося чуть впереди поперечного бруса. Долетел, конечно, не для циркача задачка — с разбегу одолеть два метра, с места бы допрыгнул. Удержать равновесие — это было гораздо сложнее. Артем замахал руками, прогибаясь вперед-назад, в поисках точки равновесия.

Краем глаза Артем поймал давешнего противника, который предпринял отчаянную попытку перескочить через внезапно выросший на его пути сталагмит меча, но зацепился за рукоять «Света восемнадцати лун» полой хитатарэ,[65]крутанулся в воздухе, рухнул вниз и ударился о брус спиной. Чувствуя, что соскальзывает в бездну, он выпустил из рук свой меч, немыслимым образом изогнулся и попытался схватиться руками за спасительную перекладину, но поймал только воздух и полетел в пропасть, истошно крича. Задетый полой его хитатарэ «Свет восемнадцати лун», как ни странно, не был этой полой выдран из бруса, а всего лишь несколько изменил угол наклона.

Артем же утвердился на поперечной перекладине, которая, к слову, была несколько уже несущей балкой…

Так твою!.. Даже не глазами увидев, а неким чутьем уловив, Артем рухнул вниз, растягиваясь в шпагат на узком бревне. Над ним, на том уровне, где мгновением ранее находился его живот, пронеслось с пугающим «жу-ух» копье, пущенное с настила. Может быть, и не убило бы, отрикошетило бы от набрюшных пластин, зато запросто могло сшибить с балки, как петуха с насеста, и кувыркайся потом в восходящих потоках воздуха, изображай из себя парашютиста, забывшего дома парашют.

Вскочив со шпагата, гимнаст выхватил из-за пояса-оби то, что оказалось ближе всего его правой руке — веер-оги, подарок ясно-солнышка-императора. Движением, схожим с тем, каким сдвигают предохранитель пистолета, Артем сдвинул защелку веера, взмахом руки раскинул стальные спицы с бритвенно острыми концами.

И тут же взмахом этого самурайского оружия отбил летевшую в него стрелу. И вслед за этим убедился, что балансировать на бревне с веером куда как сподручнее, чем без него.

Трудно было уследить за всем, что происходит вокруг, Артем ловил лишь некоторые фрагменты слева, справа и спереди. Словно фотографии делал. Вот пронеслись мимо две оперенные смерти, пронзая полный утренней свежести воздух над пропастью. Вот один из самураев сиккэна с пробитым глазом (ага, знай наших лучников!) валится навзничь в туманную бездну, а второй оседает на настил моста, судорожно лапая торчащую из горла стрелу. Вот в гуще дерущихся на настиле (а больше мешающих друг другу, чем дерущихся) взлетела вверх кедровая палица монаха-сохэй и опустилась на чей-то украшенный рогами и красно-черными лентами шлем. Вот из спины стоявшего на краю разобранной части моста самурая вышло сверкающее острие клинка и тут же исчезло, и самурай, раскинув руки, начал падать в зияющий провал. Артем увидел за ним горного отшельника — не Абуэ, другого, чье имя так и оставалось неизвестным — с коротким, прямым, с квадратной гардой, заляпанным кровью мечом. У яма-буси была по локоть отрублена левая рука и из культи фонтаном хлестала кровь, но он продолжал биться.

Вот по правой от Артема балке пронесся Садато Кумазава — целеустремленно и уверенно, будто бежал не по узкому бревну над смертельным провалом, а по равнине поля боя. Из деревянных пластин его доспехов торчали стрелы, числом не менее десятка. Ему навстречу выдвинулся высокий худощавый воин, ступавший по балке с осторожностью, то и дело смотревший под ноги. Они встретились и немедленно сошлись в жестокой рубке, вышибая из клинков синие искры.

А по левой балке мелкими шажками продвигался самурай Артема, Идзуги Накатоми. Вот аккуратненько краешком он обошел торчащий из бруса меч Артема. Он прихрамывал — из бедра торчала стрела, угодившая в щель между пластинами защитной набедренной «юбки». Ему тоже не удавалось беспрепятственно достичь настила — к нему с алебардой наперевес торопился воин сиккэна.

Все ж таки они несколько просчитались, признал Артем, не смогли яма-буси втроем внезапным лихим наскоком расчистить территорию и обеспечить плацдарм для проникновения воинов Артема на уцелевшую часть моста. И вот теперь приходилось рубиться над бездной. Эх, была до начала боя у Артема небольшая надежда на то, что вражины дрогнут, узрев несущегося на них самого Белого Дракона в легендарных доспехах Тайра Томомори. Но ни фига не дрогнули. То ли сами по себе были сработаны из прочного человеческого материала, то ли сиккэн провел среди них хорошую пропагандистскую накачку.

Картина боя, признаться, выглядела шизоидально: воины бились один на один, с трудом балансируя на двух узких жердочках, не имея никакой возможности разойтись над бурлящей далеко внизу рекой. А Артем торчал посередине моста с веером в руках. И что прикажете делать? Проход по несущим балкам слева и справа был перекрыт парами поединщиков. Становиться в очередь на бой, топчась за спиной у дерущихся, или стоять на месте, уворачиваясь от стрел и копий, потому что пока он не вклинится в гущу врагов, он отличная мишень для лучников врага? Метательного-то оружия у него при себе не было, чтобы хоть чем-то помочь. Или добраться до своего меча, вернуть его?

Справа Садато теснил супротивника к настилу, тот пятился, ощупывая позади себя опору, и отбивался их последних сил.

Твою мать! Слева самурай Идзуги Накатоми управился с алебардщиком, но пропустил удар в бок. И эта рана, и рана в бедре давали о себе знать, самурай, рубясь с новым противником, двигался заметно медленнее и вот опять пропустил колющий выпад в плечо, покачнулся, каким-то чудом удержал равновесие, подставил меч под удар катаной наотмашь, отразил его, устоял, отразил выпад слева, пригнулся под падающей сверху сталью, и тут его нога соскользнула с балки. Падая, он рефлекторно выпустил меч и, чтобы удержаться, сделал единственно возможное — обхватил брус руками и ногами, оказавшись при этом снизу, под балкой.