Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мой хвостатый друг… — Баг остановился перед Судьей Ди. — Могу тебя от души поздравить: из вашей с воробьем борьбы за первенство в доброте ты безо всяких голодных меджлисов вышел безусловным победителем. Ты гостеприимен как саах, и щедр как фузян. Ты не обижаешь тех, кто слабее тебя, и не разделяешь окружающих по национальному признаку,
В ответ на это Судья Ди, на довольной жизнью морде которого как раз явственно читалось желание воробья обидеть, а может, даже разделить его по национальному признаку, встал, неторопливо потянулся, вопросительно взглянул на котоведческий приказ, а потом на хозяина.
— Да-да, — кивнул Баг. — Это ты правильно придумал. А пойдем-ка мы с тобой вперед, пока Гюльчатай не появилась, да и подготовим преждерожденную Зульфико к нашему повторному визиту.
Однако же двери приказа оказались заперты — противу того расписания, что висело на стенке.
— Надо же… — растерянно протянул ланчжун, дергая ручку. — Написано ж: до восьми… И нынче ведь не отчий день. — Он надавил на кнопку звонка. Прислушался: из глубины здания отчетливо донеслась сиротливая трель. И — больше ни звука. — А я-то тут стою, стою…
Неподалеку вдруг раздались крики, топот — и через ближайший перекресток пронеслось несколько горцев, воинственно размахивающих палками; Багу показалось, будто добрые теплисцы кого-то радушно преследуют — по крайней мере, впереди, шагах в десяти от основной группы неловко, но шустро бежал, высоко вскидывая колени, некий нескладный преждерожденный. Без папахи.
Встревоженный шумом воробей чирикнул и улетел.
— Не нравится мне это, хвостатый преждерожденный… — задумчиво проговорил Баг: перед глазами ясно стояла недавняя сцена на площади. — Самый-наисамый гостеприимный-прегостеприимный народ…
Тут в рукаве запиликала трубка.
— Вэй?
— Мар Лобо…
Гюльчатай!
— Мар Лобо… — голос девушки срывался. — Прошу меня покорно извинить, но, кажется, я никак… никак не смогу сегодня прийти в приказ… — На заднем плане отчетливо слышались шум и громкие голоса. Слов было не разобрать. У Бага екнуло сердце.
— Что случилось, Гюльчатай? — вовсе отбросив церемонии, спросил, почти крикнул встревоженный Баг. — Да говорите же! Что?!
— Я не смогу… Извините меня… — в голосе Гюльчатай проступили еле сдерживаемые слезы. — Тут какие-то люди… Ай! — И трубка замолкла.
— Три Яньло! — заорал Баг, тряся телефон. — Тридцать три Яньло! — рявкнул он, судорожно набрав номер Гюльчатай и услышав в ответ нервные длинные гудки. — Ди! За мной!
…Баг не знал, куда точно он бежит — Гюльчатай могла звонить с улицы, откуда-то с дороги к котоведческому приказу, а уж на что Теплис с Александрией в размерах не сравнится, но все равно: город, улиц много, да кривые, узкие, пойди найди! Ланчжун был почти уверен, что с девушкой что-то случилось, и теперь просто летел в сторону «Картлияху», к «Приюту горного ютая». Ведь Гюльчатай пошла за бумагами домой…
Вырвавшись из лабиринта тихих и спокойных улочек на одну из центральных, Баг слегка притормозил: здесь было шумно — несколько, судя по цвету папах, саахов увлеченно, с гортанными криками швыряли камни в широкую витрину ювелирной лавки; вот толстое стекло треснуло, посыпалось, сверкая в лучах заходящего солнца; горцы, подхватив с земли палки, бросились внутрь. Из соседней лавки — уже разоренной — валили клубы черного дыма.
Баг оглянулся — погром охватил всю улицу: разбившись на группы человек в шесть-семь, теплисцы сосредоточенно били витрины, вытаскивали на брусчатку улицы мебель и крушили ее палками, и когда из дверей выскочил высокий человек, несколько фузянов с улюлюканьем кинулись следом.
Не надо было быть опытным народознатцем, чтобы уверенно отметить явную принадлежность преследуемого к ютаям.
Да что же это творится, милостивая Гуаньинь?! Ведь добрые-предобрые горцы громят собственность, похоже — исключительно ютайскую, подобно своре первобытных дикарей, только сейчас узнавших, что камень стекло побивает! А где же вэйбины?! Да что тут вообще происходит?!
Баг не верил своим глазам. Желание вмешаться переполняло его.
Гюльчатай!..
Выхватив из-за пояса меч в ножнах, Баг, перепрыгивая через обломки, пронесся через улицу, экономными ударами сметая с дороги подворачивающихся теплисцев; за ним, однако, никто не погнался — видимо, были слишком увлечены камнекиданием, а может, видели, что Баг не ютай. Или связываться не хотели — меч… Судья Ди неотрывно следовал в кильватере.
За поворотом ланчжун почти налетел на трех горцев — они угрожающе надвигались на вжавшуюся в стену Гюльчатай. Сумку с кошкой бледная как мел девушка спрятала за спину.
— Зачем звониш, э? — говорил один горец, в белой папахе, старательно топча обломки телефона девушки. — Куда звониш? Своим, да?
— Иды вакзал, билэт бэры, — вторил другой, в черной папахе, и угрожающе тряс пальцем перед лицом девушки. — Завтра уезжай отсюда. Панаехалы… Чимадан, вакзал, Ерусалим, панимаеш?
Третий ничего не говорил, лишь сверлил горную ютайку угрюмым, не предвещающим ничего хорошего взглядом.
Баг, молча оттолкнув радушных горцев в стороны — так, что те едва удержались ногах, шагнул вперед, повернулся и заслонил собой Гюльчатай. Судья Ди скользнул к нему за спину, поближе к сумке с Беседер. Послышалось отчетливое вопросительное «мяу»; невидимая благородная дама сообразно — тихо и сдержанно — приветствовала своего хвостатого рыцаря.
— Э! — изумленно крикнул один горец, сверкнув на ланчжуна белками глаз. — Пачэму пришел? Что хочет?
— Хочу, — бесцветным от ярости голосом отвечал Баг, — чтобы вы, уважаемые, оставили девушку в покое. И шли отсюда.
— Слушай, дарагой-джан, это не твой дэло, э? — От возмущения у ближайшего фузяна аж борода встопорщилась. — Мы свой вопрос сами решаем, да? Они нам тут давно вода мутил, все для своих, а на остальной тьфу слюна! Атайды! — Горец угрожающе поднял посох.
— Мар Лобо… — обреченно пискнула из-за Багова плеча Гюльчатай. Ланчжун, выхватив из ножен меч, снес бородачу половину палки. И тут же возвратным движением убрал клинок в ножны. Обломок брякнулся о камни. Горцы замерли.
— Еще раз повторить? — поинтересовался Баг, тяжело глядя борцам за справедливость под ноги: любое наступательное движение начинается с ног. — Повторяю. Это — мое дело. А вы сейчас пойдете отсюда прочь. Или через пару минут побежите. — Он поднял глаза на горцев. — Что решаете, гостеприимные мои? — Ланчжун был уже недалек от того, чтобы сломать пару рук или даже ног, а то и носов, красивых, как клювы горных орлов.
Горцы молча, не отводя от Бага взглядов, отступили на несколько шагов.
— Пойдемте, гверет Гюльчатай, — нарочито делая ударение на «гверет», сказал ланчжун. — Подданные обознались. Они уже уходят.