она бы прекрасно смотрелась в качестве вратаря мужской сборной по футболу, уже одним своим видом отпугивая мяч. Тина, как и я, была молчалива. С остальными заключенными она особо не общалась, предпочитая, открыв дверь своей камеры на первом этаже, смотреть телевизор, спать и громко храпеть. Единственное, что выманивало ее с койки, – это приемы пищи и походы в спортивный зал. Когда она в первый раз увязалась за мной, моему молчаливому негодованию не было предела. «Ничего, – думала я про себя, – надолго ее не хватит». Бродить по пустому пыльному спортзалу было невесело. Все заключенные, ранее предпринимавшие попытки сходить туда и развеяться, это занятие быстро бросали, отдавая предпочтение телевизору. «И эту ждет такая же участь», – была уверена я. Но раз за разом она продолжала приходить в зал и просто молча гуляла, отвлекая меня от моего погружения в недра сознания.

Мое возмущение возросло еще больше, когда она в один из дней увязалась бегать за мной, топая тяжелыми ногами. «Наваждение какое, – думала я, – что же ей нужно?!» Но ей было ничего не нужно, она просто каждый раз исправно пристраивалась и хвостиком бегала за мной. Обет молчания я нарушать не собиралась, Тина и не претендовала на беседу, так что мы пару месяцев пробегали в полной тишине. Сперва она сильно отставала, но со временем практически выдерживала всю 120-круговую дистанцию. Мое отношение к Тине стало тихонько меняться: я уважала людей, которые не сдаются и продолжают тренировки. Я стала немного замедлять бег, видя, что она устает, чтобы Тина могла поддерживать мой ритм.

Было еще одно кое-что, объединяющее меня с Тиной, кроме молчания и бега. Нас вместе водили в комнату для посещений. Ко мне исправно приходил Джим, а к ней – никто. Заключенная просто приходила в камеру свиданий и сидела на бетонном пенечке, через стекло уставившись в стенку. «Странная, – думала я, – может, она с ума сошла?»

Так прошло несколько недель.

Однажды в спортзале я решила ее испытать и «вжарила» в полную силу, думая, что она быстро отстанет. Тина тяжело дышала, но не сдавалась и круг за кругом из последних сил бежала за мной. Наконец мне стало ее жаль, и я чуть замедлила бег, позволяя ей немного передохнуть, но, видимо, было уже слишком поздно – она вконец устала и остановилась.

– Не сдавайся, – впервые за несколько месяцев вслух произнесла я, вздрогнув от эха собственного голоса, – еще пять кругов. Ты сможешь.

Она выпучила на меня и без того огромные коровьи глаза, но сделала шаг, потом еще шаг и тихонько побежала за мной.

– Еще четыре, – подбадривала ее я, – теперь три. Еще парочку! Давай-давай.

Я поравнялась с ней, и мы тихонько, почти пешком, домучили последние два круга.

– Спасибо, – тихо сказала она, – я бы не смогла.

– Куда б ты делась, – рассмеялась я.

В зал вошла надзиратель, показывая на наручные часы. Наше время вышло. Когда мы вернулись в отделение, и она отправилась в душ, я влетела в свою камеру и нарисовала ей маленькую открыточку со словами: «Тина! Ты супер! 120 кругов! Поздравляю!» и с яблочком, запасенным с обеда, оставила на пороге ее камеры, благо та была соседней с моей. Тина вышла из душа, наверное, нашла мой сюрприз, но ничего не сказала. Впрочем, благодарности я и не ждала, будучи просто искренне рада за девушку, которая не сдалась и сделала это!

В следующий раз мы снова встретились в комнате для посещений, но неожиданно в тюрьме что-то произошло, и всех заперли по камерам, а мы вдвоем «застряли» там. Прошло, наверное, с полчаса молчания, пока она, наконец, сказала:

– Как ты делаешь это?

– Что? – удивилась я.

– Как ты справляешься с «локдаунами», когда нас запирают в одиночках? Мне становится очень страшно. Стены будто норовят придавить, – дрожащим голосом сказала Тина. – Знаешь, я рада, что мы сейчас заперты здесь вдвоем. Это хотя бы не так страшно.

– Я не справляюсь, – со вздохом призналась я. – Я просто переживаю одну минуту, потом другую, дышу, иногда пробую читать.

– А я не могу читать, мне просто страшно, – чуть не плача прошептала она.

– Не бойся, Тина, – я в первый раз назвала ее по имени, – ты просто помни, что все проходит и это тоже пройдет. Ты кого-то ждешь? – аккуратно поинтересовалась я.

– Папу, – снова очень тихо сказала она, – но у меня нет денег позвонить ему и сказать, когда тут разрешены посещения. Я просто надеюсь, что однажды он догадается и придет.

Ее отец так и не пришел. Через 3 месяца Тину забрали с вещами на выход. А еще через месяц мне пришло от нее письмо, где по-детски было нацарапано: «Спасибо за ту открытку. Ты спасла мне жизнь».

Увидев в моих руках письмо от Тины, девочки рассказали мне ее историю. Тина когда-то была членом молодежной сборной по футболу, профессиональной спортсменкой, но увлеклась наркотиками и алкоголем. Сперва она загремела в реабилитационный центр, но это не помогло, и вскоре ее взяли за хранение наркотиков. Полицейский патруль подобрал ее прямо на улице и доставил к нам в тюрьму.

Я ответила на то письмо уже свободной женщины. Из нашей будущей переписки я узнала, что она бросила наркотики и вернулась в спорт.

Именно история Тины вдохновила меня на написание этой главы и легла в основу моего последнего слова для суда, где мне вынесли приговор. Я сказала тогда:

«Моя семья поддерживала меня телефонными разговорами каждый раз в короткие перерывы, когда мне разрешали покинуть одиночную камеру, мои друзья приходили посетить меня каждую неделю. Но я видела тех, у кого не было денег даже на 30-секундный звонок, они ждали, но к ним никто никогда не приходил. Я благодарна Господу, ваша честь, за все то, что он даровал мне».

Политубежище

Допросы ФБР продолжались раз-два в месяц. За мной в очередной раз пришли, чтобы отвести и передать в руки агента Кевина Хельсона для транспортирования в комнату допросов.

– Привет, Мария, – как всегда, улыбнулся он, увидев меня.

– Здравствуйте, Кевин, – ответила я. – Красивый галстук, верно, тот самый, ваш любимый? – добавила я, заметив элегантный яркий светло-зеленый галстук на шее агента.

Кевин кивнул, снова немного смутившись. По пути в комнату допросов я успела рассказать о моем одиноком быте:

– Знаете, агент Хельсон, как можно сделать из камеры концертный зал?

– И как? – он недоверчиво посмотрел на меня.

– Очень просто: берете плотный лист бумаги, обложку бумажной папки, например, сворачиваете в трубочку, закрепляете клейкой этикеткой с баночки шампуня, вставляете в отверстие трубочки одну ушную затычку