Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И кажется, не сегодня, так завтра оживут эти пальцы, сожмутся в мощный кулак — или уже сжались, — и фашистские орды наткнутся на него, как на грозную скалу, которая обрушится на них неотвратимой карой за все злодеяния...
2
После того как связист Дмитришин в трудных условиях сумел устранить обрыв линии и к тому же метким выстрелом покончить с гитлеровским лазутчиком, его пригласили в политотдел бригады.
И после беседы в тот же день он перебрался в землянку разведчиков.
Командир взвода разведки старший лейтенант Федор Ермошин встретил его испытующим взглядом. Когда Дмитришин доложил о прибытии, он подал ему руку и сжал ладонь так, что хоть кричи. Не пальцы, а стальные клещи. Набравшись терпения, Дмитришин даже улыбнулся. После этого Ермошин отпустил ладонь и спросил:
— Раньше в разведке бывал?
— Не приходилось.
— Значит, от природы такой?
— Не знаю от чего, но хочу быть таким, какого вам надо в разведку.
На лице Ермошина мелькнула улыбка, и он тут же очень коротко, но удивительно четко разъяснил, какие требования предъявляют к человеку, который решил быть разведчиком.
— Поневоле стать разведчиком нельзя. Надо почувствовать в себе готовность к самым трудным испытаниям. Притворился мертвым — лежи. Даже если тебя испытывают каленым железом — лежи камнем, не дергайся. Научись ходить тише кошки... Разведчик — ночной человек, но действует как днем — разумно и осмотрительно. Самоконтроль и строгость к себе нужны разведчику как дыхание, иначе погибнет раньше срока...
Поговорка «Первый блин комом» во фронтовой жизни не дает права на оправдание промахов и просчетов. Ведь в бою, особенно при вылазках разведчиков к переднему краю противника, малейший просчет оплачивается только кровью, потерей боевых друзей. Поэтому «первого блина» у разведчиков не должно быть. Иначе вступит в силу тот самый «противник», который притаился в тебе, — робость. После первой неудачи она, эта робость, при выходе на второе задание будет мешать твоему разуму отыскивать верный путь к решению задачи, затем станет повелителем твоей воли и превратит в труса.
Так и примерно в таком плане проводил свою линию Федор Ермошин при подготовке взвода к выполнению первого боевого задания. И хоть обстановка на переднем крае изо дня в день усложнялась и взвод бросали с участка на участок как обычных стрелков, все же командир взвода ухитрялся проводить занятия, тренировки по всем статьям «Наставления войсковой разведки». Ночь была в его распоряжении, и гонял он своих разведчиков, как говорится, до седьмого пота.
Что он только не делал с новичками в разведке! Тьма — глаз выколи, а он стремительным броском гонит всех через колючую проволоку в четыре кола. Зацепился, распорол ногу — ни звука и не отставай от идущих впереди. А потом, когда четыре кола останутся позади, он даст вводную:
— Под проволокой остался мой сапог, найти! Время две минуты!
Сам стоит на одной ноге, другая согнута в коленке, босая. Земля темная — как его найдешь? Ощупывай каждый бугорок. Но вот кто-то докладывает:
— Нашел!..
— Как?
— По нюху...
— Молодец!
Или посадит заранее кого-нибудь из самых зрячих в траншею с пулеметной площадкой, остальных разведет в разные концы. Вводная:
— Взять «языка» в траншее. Только учтите, «язык» имеет право обороняться. И лопату настоящую может пустить в ход. Синяки и шишки — три наряда за каждую.
И возвращались, бывало, не раз с синяками и шишками.
Броски на выносливость, ориентирование на местности, плавание в ледяной воде, изучение приемов рукопашного боя, овладение минимумом немецких слов — все подчинялось одному: умей взять и привести «языка».
Захват «языка» — это самое сложное в разведке искусство. Именно искусство, потому что никаких определенных правил и научных трактатов по этому вопросу нет. В каждом эпизоде разные условия, в каждый момент надо действовать с учетом поведения «языка». Убить его в тысячу раз легче, чем взять. Он не палка, не кукла, запрятанная в сундук. У него есть все, что нужно для обороны. Он может применить против тебя оружие, а ты не можешь, тебе надо взять его живым и без крика. Вот и действуй: отвлеки внимание, создай зрительный мираж, ложный шум, опереди противника. Только разведчик знает, как все это сложно.
Тренировки по захвату «языка» командир взвода проводил, как правило, под утро, когда физические и моральные силы были на исходе. Он забирался в траншею, объявлял себя объектом для захвата.
— Берите меня отделением!
Первые такие уроки были похожи на возню слепых котят возле кошки, и новички не раз оказывались выброшенными за бруствер, где открытым ртом ловили воздух и ощупывали себя. В схватках со взводным траншея становилась для них тесной, а для него просторной, и он выскальзывал из-под рук, как шарик ртути из-под пальцев.
После освоения некоторых приемов самбо Дмитришину удалось взять взводного, но с каким трудом! И если до сей поры Дмитришин считал себя сильным и выносливым, то после схваток с Ермошиным ему оставалось только сожалеть — видно, слишком преувеличенно оценивал свои возможности. Ермошин перевертывал и ломал его, как хотел, будто в его стальные руки попадал не Иван Дмитришин, — грудь колесом! — а тюфяк неповоротливый.
И Дмитришин дал себе слово — научиться делать все так, как делает командир взвода старший лейтенант Федор Ермошин.
З
Осажденный Севастополь готовился к новым испытаниям. Войска Манштейна, остановленные на подступах к городу, сосредоточивались в мощные кулаки для таранных ударов с разных направлений. В промежутках между этими ударными группами вражеских войск почти не было. Но такие участки находились под постоянным наблюдением пулеметчиков, укрепившихся на высотах, и густо минировались. Перед разведчиками стояла задача: следить за приготовлениями врага, добывать «языков», наносить на карту боевых действий минные поля и огневые точки противника.
В середине ноября разведчики подготовили вылазку с высоты 103, которая господствовала над Больбекской долиной. Ночью 16 ноября они осторожно спустились