Шпион наклонился ближе к Джаферу. Тот увидел, как в глазах человека сияет ледяной блеск.

– Говори же, я не собираюсь здесь стоять всю ночь на холоде.

Слуга вновь мрачно посмотрел на Джафера и произнес одно слово: «Деньги».

Получив увесистую сумочку с золотыми, он вынул монету и попробовал ее на зуб. «Неплохо, – сказал он. – А теперь слушай меня. Во дворце должны обратить большое внимание на корону венгерского короля».

– Зачем нам корона венгерского короля?

– Ш-ш-ш… Говори тише. Корона в опасности.

– Какое мне дело до его короны? Это и все, что ты собирался мне сообщить? Зря я дал тебе золото.

Слуга вновь усмехнулся:

– Ты глупец. Известие стоит десяти таких кошельков.

– А ты знаешь, что в этом такого важного?

– У венгерского короля есть соперник. Он тоже претендует на корону, – жарко прошептал слуга.

– А нам-то что?

– В Венгрии королем считается тот, кому досталась святая корона[67]. Когда султан Сулейман захватил Буду, он посадил на престол Запольяи[68], и все признали его королем. Я подслушал вчера разговор нашего господина Джиритти с вашим Ибрагимом. Джиритти сказал, что есть единственный способ свергнуть Запольяи и устроить восстание против Сулеймана в Венгрии. Ибрагим ответил, что никто не пойдет против Запольяи. На что Джиритти сказал, что пойдут, если украсть святую корону. «Если бы я был на месте Карла V и Фердинанда, – сказал Джиритти, – то я бы так и сделал».

Слуга внимательно смотрел на Джафера, чтобы понять, какое действие произвели его слова. Никакого.

– Ты хоть знаешь, кто такие Карл V и Фердинанд?

Джафер пожал плечами.

– Ты же живешь во дворце. Как можно быть таким невеждой? – укорил его слуга. – Неужели ты никогда не слышал об императоре священной Римской империи Карле V, об австрийском короле Фердинанде? Это главные враги султана Сулеймана. Оба поклялись вырвать Венгрию из рук Османов. Если у Запольяи украдут корону и коронуют ей Фердинанда, ты понимаешь, что будет?

Джафер наконец понял. «Фердинанд станет венгерским королем, – пробормотал он и добавил: – Скажи, а что ответил Ибрагим-паша в ответ на слова Джиритти?

Вместо ответа слуга молча протянул руку.

– Ты что, думаешь, что я сейчас побегу в казну? Больше денег нет, – возмутился евнух.

– Не ломайся, несколько монет у тебя всегда с собой.

Джафер, покряхтев, вытащил из-за пояса несколько серебряных монет. В мгновение ока они исчезли у слуги за пазухой.

– Говори же, что сказал Ибрагим-паша?

– Ибрагим-паша спросил: кто же сможет украсть корону у венгерского короля? Вот так прямо и спросил. А наш намекнул, что безумцев на свете достаточно. Кто ищет, тот всегда найдет. После этого они засмеялись и выпили по стаканчику вина.

На следующее утро Джафер слово в слово передал услышанное Хюррем. Конечно, он не все понял, но у него была прекрасная память. Он всегда запоминал все, что видел и слышал. А Хюррем весь день размышляла над сообщением. Было совершенно ясно, что Сулейману хотят устроить ловушку, но Хюррем не могла просто подойти к султану и сказать: «Твой Садразам желает украсть венгерскую корону». Ей бы никто не поверил, более того, ее бы жестоко наказали. К тому же, возможно, разговор Джиритти и Ибрагима не нес в себе никакого особенного смысла. Кроме того, Ибрагим мог сам рассказать об этом разговоре султану Сулейману, поэтому, если Хюррем донесет о разговоре, султан удивится, откуда простая наложница обо всем узнала. Более того, он непременно разгневается, что Хюррем сует нос в государственные дела.

Ей оставалось только хорошо запомнить услышанное. Когда-нибудь она воспользуется тем, что знает, и ничто не сможет ее остановить.

Великий день наступил. После многомесячных раздумий и сомнений Хюррем наконец приняла решение. Шаг был необходим для того, чтобы полностью стереть из жизни Сулеймана имена Ибрагима и Гюльбахар.

«Назовут ли меня предательницей? Осудят ли за то, что я отказалась от родной веры? Совершаю ли я грех?» – спрашивала она себя последний раз. Нет, ничто не могло считаться грехом, если она совершала это ради своих шехзаде. К тому же с чего бы этому решению быть греховным? Ведь разве не сам Господь позволил ей так поддаться чарам новой веры? К тому же ей нет никакого дела до того, что о ней говорят. Как может быть грехом то, что мать борется за жизнь своих детей, за их власть и славу?

Когда шейх-уль-ислам Али Джемали-эфенди вошел в ее покои, она сидела за решетчатой ширмой. Хотоза у нее на голове не было, рыжие волосы закрывал алый вышитый платок. Мерзука сидела у ног своей подруги.

– Прошу меня простить, ходжа. Это мне следовало прийти к вам. Но мы попросили привести вас. Простите.

– Кто мы такие, чтобы прощать рабу Аллаха? – отозвался старик. – К тому же мы не можем никого судить за то, что нас позвали ради благого дела. Это гордыня. А наша религия осуждает и гордыню, и гордецов. Очевидно, то, что ты собираешься сказать, принесет благо.

– Нам прежде хотелось спросить о том вас.

– Иншаллах, мы сможем достойно ответить на ваш вопрос.

«Ну давай же, – сказала себе Хюррем, – делай, что решила. Тебе давно пора сжечь все мосты в прошлое». Она глубоко вздохнула и сказала:

– Я хочу стать мусульманкой, но я не понимаю священный Коран.

– Разумеется. Ведь ты не знаешь его языка.

– Да, не знаю. Но как бы вам сказать… Его слова очень сильно действуют на меня.

Шейх-уль-ислам задумался. Ходжа долго молчал и наконец сказал:

– Скажи яснее, что ты чувствуешь, когда слышишь слова Корана?

Вопрос был очень трудным. Ведь Хюррем и сама многие месяцы не могла на него ответить:

– Как бы вам сказать… Я чувствую, что он как-то действует на меня. Я ничего не понимаю, но такое чувство, будто понимаю все. Мое сердце начинает колотиться быстрее, душа наполняется светом. Мне хочется…

– Смелее, дочка. Чего тебе хочется?

– Мне хочется плакать.

Как красиво и просто рассказывала эта русская о зове к истинной вере, полученном ее душой от Всевышнего.

– Но вслед за тем, – прошептала Хюррем, – мне становится страшно. Ведь я христианка. Неужели я совершаю грех?