– Почему как крестьянка?! – искренне возмутилась Лерга. – Я, например, тоже принимаю ванну не реже, чем два раза в седмицу – так это что, и я как крестьянка, что ли?!

Ристания не ответила с первого раза. Она сидела и неотрывно, хотя невидяще глядела прямо перед собой, на канделябр с пятью свечами. И мыслями витала где-то бесконечно далеко.

Но не в облаках. А скорее в торопливо сплетаемой паутине логики причин и следствий. С таким напряженным, режущим взглядом на облака не пускают. Кипящая работа мысли словно окутала ведьму аурой непроницаемости, сквозь которую было не пробиться, не докричаться и не дозваться. Но Лерга и не пыталась, наоборот, притихла, как заслышавший шаги хозяина вороватый кот на кухонном столе. Чтобы не спугнуть верткую и призрачную мысль, терпеливо отлавливаемую Ристанией.

Чародейка очнулась сама. Довольно тряхнула волосами и спрятала торжествующую улыбку, вежливо переспросив:

– Что ты сказала?

– Почему король так удивился, что она каждую неделю заставляет слуг натаскать бадью воды, чтобы принять ванну?

– Полагаешь, слуг… – Чародейка неопределенно, но весьма насмешливо хмыкнула. – Да просто он ориентируется на то, что знает. Придворные дамы (а уж тем более кавалеры!) принимают ванну трижды в жизни: после рождения, накануне свадьбы и перед положением во гроб.

– Разве это уже в жизни? – хихикнула Лерга.

– Резонно, – кивнула ведьма. – Значит, вообще дважды.

– А как они… хм…

– А никак, – пожала плечами Ристания. – Просто заглушают все неприятные ароматы безумным количеством парфюма: пудра для кожи, пудра для волос, пудра для лица… От них за сажень несет этим приторным, сладковатым запахом.

Лерга брезгливо скривилась. В Обители если ты не станешь ополаскиваться ежедневно и принимать ванну дважды в неделю, то огребешь немало колких шуточек от однокурсников (а уж тем более от старшекурсников).

– А крестьяне же, как ты, может быть, знаешь…

«Откуда, интересно?» – мрачно фыркнула впервые за последние тринадцать лет вышедшая в мир дисцития.

– …ходят в баню каждую неделю. Вот король и сравнил ее с крестьянкой просто потому, что не знал, с кем еще сравнить.

– Уж лучше б с ведьмой! – угрюмо настаивала Лерга.

Ристания снова странно сверкнула на нее глазами и снова промолчала.

«Ни черта не понимаю в этом королевстве!

Что тут творится за моей спиной?!

Впрочем, если уж ты не можешь разобраться с одной-единственной фрейлиной, в которую имел несчастье влюбиться, то чего можно от тебя ждать в качестве монарха?

Не моя стезя. Но как это втолковать всем вокруг?

Отречься от престола?

Ага, куда уж там. Не дождутся.

Политический союз с Асканией полетел в тартарары. Не согласны они, понимаете ли, с нашей политикой в отношении магов. А кто их просит во внутренние дела лезть?! Мы военный союз заключали, в конце концов!

Голова болит третью неделю подряд, причем Бэррий ни черта с ней сделать не может. Говорит, это нервы. А попробуй тут не нервничай, если кругом сплошной змеиный клубок интриг, тайн и недомолвок.

На Уганду с легкой руки королевы и Леагра ополчился весь двор.

Чем она не угодила этому проклятому магу, ума не приложу. Вероятно, сказала, что они расстаются из-за меня. Приятно, конечно, но кто ж знал, что он прилетит ко мне, вломится без доклада и с порога начнет ее чуть ли не руганью крыть?

Наговорил всякой чуши, чего только не приплел: и шпионка, мол, она (ага, на кого, интересно, если она за все время жизни во дворце со двора не выходила и к послам не приближалась?), и убийца, ко мне специально подосланная (что же тогда, скажите, ей мешало подпустить меня поближе к себе в первый же вечер и ткнуть кинжалом под ребро?), и вертихвостка… Словом, навешал лапши на уши с полфунта – и доволен собой.

Отправил я его, конечно, куда подальше, чтоб не порол чепуху и в монарших глазах беззащитную женщину не чернил. А толку?

Если этот паскудный маг что-то решил, то так просто уже не оставит.

Через полчаса ко мне приходит маменька. Начинает жаловаться, врать, требовать, чтобы я отправил Уганду куда подальше. Дескать, не вписывается она в стайку ее фрейлин: и красивая слишком, и самовольная, и всех рыцарей словно бы приворожила, теперь все остальные дамы без кавалеров скучают, ритуальные брачные порты вышивают, да только всучить некому.

– Ваша, – говорю, – фрейлина, вы и отсылайте ее.

– Ага, – отвечает, – и какие же тогда обо мне слухи по всей Митьессе полетят? Что старая стерва не терпит подле себя симпатичных конкуренток?

В кои-то веки правду сказала!

– А вы, сын мой, – король. Вам положено быть строгим.

– Но, видите ли, эта женщина лично мне очень даже нравится! Зачем же я стану ее отправлять куда-то?

– Вот именно! Она и вас словно околдовала! Стыдитесь, ваше величество, как верный пес, с нее третью неделю глаз не спускаете!

Словом, маменьку я тоже несолоно хлебавши назад отправил, да только толку чуть.

Если уж королева на пару с придворным магом объявили на кого-то травлю, то тут не спасет никто и ничто.

Уганда молчит, не жалуется, только ходит бледная, словно тень. Леагра вообще по широкой дуге на цыпочках обходит, на ее величество головы не поднимает. По вечерам мы теперь тоже не видимся, королева ее специально от себя не отпускает. Так что теперь у этой фрейлины не жизнь, а мука.

И ведь правда отошлю! Отошлю куда-нибудь в провинцию, в фамильный замок, со всеми почестями, но все же в ссылку. Потому что оставь ее здесь вопреки всему, эти сволочи ее ведь до того доведут, что она и руки на себя наложит.

И самое отвратительное то, что с тех пор мы ни разу наедине не виделись и не разговаривали. Значит, она считает, что и я ее предал. А может, и вообще отдал на ушко королеве приказ о, собственно, травле.

Зараза-Никудышный из меня монарх. Даже собственный двор не могу к порядку призвать, куда уж там сопредельные королевства?!

Неделей позже

Уехала.

В золоченой карете, запряженной тройкой великолепных лошадей.

Оказывается, невозмутимые синие глаза способны сверкать ненавистью почище магических молний».

– И Совет магов пребывал в большом расстройстве, – съязвила Ристания, решительно отодвигая подальше ворох прочитанных свитков.

– При чем тут Совет? – невнимательно переспросила Лерга, думая о другом. О том, что, оказывается, и у королей бывают драмы в личной жизни.

– При том, что он лишился талантливой осведомительницы, – потянувшись с мягкой грацией лесной ласки, пояснила чародейка.