– Когда-то был, – отвечает он. – И если мы это переживем, может быть, еще буду. Гармония, нам нужно уходить!

– Без сестер я не уйду! – Она выскакивает из автофургона с окровавленным ножом в руке. Реми следует за ней, Ви тоже.

Я иду за ними. Но прежде поднимаю с пола болторез. Он массивный и тяжелый, но я говорю себе, что могу найти Сэма, вполне могу, и тогда Сэм поможет нам выбраться отсюда. Мы все можем выбраться, все до единого.

Но когда мы выходим из «автодома», все оказывается хуже, чем я думал.

Сестра Роза, две другие женщины и несколько детишек прижаты к ограде. У трех женщин в руках ножи, но все они ранены. Левая рука Розы бессильно свисает, с нее капает кровь. Лицо у Розы бледное как мел, но она продолжает стоять на ногах. Дети сгрудились за их спинами, а прямо на них смотрят двое мужчин с пистолетами-пулеметами.

– Отдайте нам детей, – говорит один из них. – Мы не причиним им вреда.

– Лжец! – кричит Роза и кидается на него. Я понимаю, что он сейчас ее убьет, и никак не могу остановить это. У меня есть только выкидной нож и болторез, а этого недостаточно. Я не настолько быстр и стою слишком далеко.

Но Гармония оказывается достаточно быстрой. Она убивает его так же, как того, в фургоне, – быстро и сразу насмерть, – и кидается на второго, который уже наводит на нее ствол. Роза прыгает на него и сбивает с ног. Она хватает его пистолет и направляет на него, тяжело дыша, с дикими глазами. Он смеется, и она стреляет в него, промахивается, стреляет снова, и он перестает смеяться. Я знаю, что сейчас должен был бы свернуться в клубок и лежать, как это было в школе. Выстрелы. Крики. Запах крови, висящий в воздухе.

Но тогда это было поддельным. А сейчас – настоящее. И мне страшно, но я сосредоточен на двух вещах: остаться в живых и найти папу. «Я смогу выручить его. Я это сделаю».

Но мы зажаты между оградой и фургоном. Вокруг нас по меньшей мере двадцать мужчин с огнестрельным оружием, но большинство не обращают на нас внимания – они стреляют через дыры в ограждении в фэбээровцев, атакующих ворота. А те теперь стреляют в ответ. Я вижу, как через стену перелетает что-то похожее на гранаты и падает на землю с нашей стороны, и на секунду мне кажется, что сейчас нас всех сметет взрывом, как в кино, но гранаты толчками испускают белый дым, и я не могу дышать. Мне жжет глаза, я давлюсь, кашляю и задыхаюсь, и такое впечатление, что в горло мне сунули горящую бумагу. Я вижу Ви, которая тоже кашляет, согнувшись пополам; хватаю ее за руку и тащу прочь.

– К боковым воротам! – хрипит она. Из ее глаз, сделавшихся совсем красными, текут слезы. У меня, наверное, тоже, потому что смотреть больно, перед глазами все расплывается, и я сбит с толку и не понимаю, куда идти. Выстрелы не смолкают.

– Туда! – Ви подталкивает меня, и мы смещаемся вдоль ограды. Я сую нож в карман и вслепую хватаю какого-то малыша, заходящегося кашлем. Ви подхватывает другого. Гармония опирается на плечо Реми. Роза шатается и едва не падает.

Мы не сможем унести всех. Но мы должны открыть ворота.

Доходим до боковых ворот и видим возле них мужчину, бессильно опирающегося на изгородь. Когда Гармония толкает его, он падает. Мертв.

Ворота закрыты на два металлических сдвижных засова; оба закреплены висячими замками с цифровым кодом, как тот, который был на моем школьном шкафчике.

Как тот, который я собирался срезать с будки, где держат моего папу.

Это какая-то бессмыслица, но у меня возникает чувство, словно я должен сделать выбор. Как будто если я срежу эти замки, то не смогу срезать тот, на будке. Как будто я должен выбирать между папой и этими людьми, беспомощно стоящими перед воротами.

И я знаю, какой выбор он одобрил бы.

Нажимая на рукояти болтореза изо всех сил, срезаю сначала один замок, потом другой, Реми выдергивает засовы из проушин и делает шаг к открытым воротам.

– Нет! – кричит Гармония и забирает у него пистолет, потом отбрасывает в сторону. – Никакого оружия! Никакого оружия!

Она права. Там, снаружи, ФБР. Если мы выйдем с пистолетами и ножами, они могут принять нас за врагов.

Я кладу болторез на землю, Гармония роняет свой нож, потом обезоруживает Розу и заставляет ее взять за руку плачущего малыша. Подталкивает их к открытым воротам. Выталкивает наружу Реми. И – всех женщин и детей по очереди.

Затем поворачивается к нам с Ви и выкашливает:

– Идите!

– Сначала вы, – возражает Ви.

Гармония скрывается за воротами. По лицу у меня текут сопли и слезы, меня тошнит. Я поворачиваюсь и поднимаю свой болторез. Ви преграждает мне путь, раскинув руки.

– Ты куда собрался, придурок?

– За папой, – хриплю я.

Она вырывает у меня болторез и отбрасывает куда-то в гущу дыма. Я кричу и замахиваюсь на нее, Ви уклоняется. Она тоже кашляет и давится, но ухитряется выдавить:

– С твоим папой всё в порядке. Нам надо идти.

Потом она тащит меня за ворота, там воздух немного чище, и агенты ФБР кричат нам – не останавливаться, не останавливаться, поднять руки, не останавливаться… Я спотыкаюсь и падаю на одно колено. Оглядываюсь на высокую стальную ограду, на закрытые ворота и слышу что-то странное.

Там, в лагере, поют.

Люди патера Тома прекратили стрелять. Они поют какой-то гимн. В основном слышны мужские голоса, но я слышу и несколько чистых, высоких нот. Некоторые женщины тоже остались там – истинно верующие.

Фэбээровцы заставляют нас сесть у обочины дороги; нас умывают, раздают кислородные маски. Через несколько минут я начинаю чувствовать себя лучше. Здесь темно и холодно, и пение наполняет воздух, как до того наполнял слезоточивый газ. Из боковых ворот выходят еще несколько человек, но моего папы среди них нет, и я говорю человеку, который повторно вытирает мне лицо влажной салфеткой, что я должен вернуться туда, что там мой отец, Сэм Кейд, и его нужно найти и спасти.

– Коннор? – Высокий мужчина в темной ветровке опускается на колени рядом со мной. – Коннор Проктор? – Я киваю. Я его не знаю. – Я – агент Торрес. Специальный агент Люстиг просил меня найти тебя и оставаться рядом. С тобой все нормально?

Я понятия не имею. Я больше не знаю, что значит «нормально». Жжение в глазах утихло, но я продолжаю плакать. Это нормально? Это чувство – нормально? Я не знаю, что это такое. Я лишь понимаю, что устал и хочу спать, но при этом я должен вернуться туда.

– Мой отец там, – говорю я. – Он все еще там.

Я начинаю подниматься на ноги, но агент Торрес кладет руку мне на плечо и удерживает меня.

– Агент Люстиг и несколько отрядов специального назначения уже перебрались через стену, они вытащат его. Оставайся здесь.

Он встает и смотрит в сторону ограды. Вид у него напряженный и встревоженный, и я понимаю, что это, вероятно, из-за пения. Сектанты не должны петь в такую минуту. Если они больше не сражаются, они должны были уже сдаться.