Я изучаю карты мира и приказываю воинам атаковать случайные цели. Смысл в том, чтоб заставить людей теряться в догадках, позволить им проецировать на нас свои ожидания, позволить их планам основываться на неверной информации, а также собственных страхах и предрассудках. Таким образом, они будут скованы, пока я продолжу воплощать свой истинный план. И еще это займет моих воинов, а также наполнит закрома захваченными врагами.

Сколько еще ждать? Врата вскоре откроются. Затем мы увидим то, что увидим.

Антон взглянул на Кулак Деметрия, гордо возлежащий на мраморной плите. Он сжал пальцы и вытянул руку перед лицом, будто сравнивая ее размеры с древней латницей. Я знал наверняка, что сейчас Антон размышлял, как бы засунуть в нее руку. Он по-прежнему оставался идиотом.

— Не надо, — сказал я.

Он огляделся. Мы были наедине с Кулаком, снова на «Люкс Императорисе», в секторе роскошных покоев, окружавших обитель Махариуса. Стены украшали древние карты тысячи систем. Захваченные знамена и флаги свидетельствовали о сотнях побед. К плите Кулак крепился с помощью магнитных зажимов. Махариусу нравилось созерцать его.

Мы стояли на страже у входа в главный зал, где инквизитор и генерал могли обсуждать и следующий этап Крестового похода, и тонкости имперской теологии. Как знать? В последнем вопросе между ними возникло особенно много мелких расхождений во мнениях. Корабль шел к точке перехода, готовясь совершить прыжок к Славе Императора.

— Думаешь, он и впрямь из тех времен, когда Император ходил среди людей? — спросил Иван.

— Откуда Льву знать? — ответил Антон. — Даже он не настолько стар.

Я бросил на него косой взгляд. Махариус и Дрейк определенно относились к артефакту с благоговением. У него был этот поразительный старо-новый вид археотеха, это отсутствие старения, которым могли похвастаться лишь творения древних.

— Не знаю. Но он выглядит старым.

— Думаешь, он принадлежал Руссу? Он мог быть рядом с самим Императором? — В его голосе я распознал голод, стремление познать бесконечное, желание дотронуться до чего-то, что некогда ощутило на себе касание божественного. Нам многое приказывали принимать на веру, но эта латница могла быть физическим воплощением нашей веры, артефактом давних времен. Махариус явно так считал.

— Откуда мне знать?

Я обошел плиту с артефактом. Это была некоего рода силовая перчатка, созданная для кого-то намного крупнее человека. Мне бы пришлось потрудиться, чтобы поднять ее даже обеими руками. Как кто-либо мог вообще носить ее? Может, что-то внутри латницы делало ее легче или же увеличивало силы носителя? Многие разновидности оружия древних обладали подобного рода магией.

— Зачем он Махариусу? — Теперь я не сомневался, что Антон пытается вывести меня из себя, наслаивая один кажущийся наивным вопрос на другой, чтобы спровоцировать резкий ответ.

— Почему бы тебе не сходить и не спросить у него лично? — произнес я. — Скажи, что вопрос не дает тебе спать по ночам и что ты не успокоишься, пока не узнаешь ответ. Уверен, он послушает тебя.

— Не нужно быть таким саркастичным.

— С тобой иначе нельзя, — парировал я.

Иван стучал металлическим пальцем по стальной челюсти, глядя то на искусственную руку, то на Кулак. Он поднес к лицу ладонь, расставил пальцы и по очереди пошевелил каждым. До меня донесся визг сервоприводов. Иван внимательно осмотрел штыри и поршни, проглядывавшие в сочленениях руки. Я перевел взгляд на Кулак и увидел, что схожие детали присутствуют и в нем, только в куда большем масштабе.

— Он собрал немало подобного добра, — заметил Иван, не смотря ни на кого из нас в отдельности. — Возможно, он хочет создать музей или коллекцию реликвий в своем дворце на Славе Императора?

— Может быть, — согласился Антон. — Но стал бы он рисковать жизнью, чтобы просто добавить к коллекции еще одну вещицу?

— Кто знает, зачем он рискует собственной жизнью, — сказал Иван. — Думаю, иногда он делает это лишь из-за скуки.

— Идиот прав, — отозвался я. — Ему очень хотелось заполучить эту вещь, притом без промедления. Он прибыл лично следить за штурмом Деметрия. В этом не было нужды. Он мог без труда отдать приказ и со Славы Императора.

— Возможно, он обладает магическими силами, — задумчиво сказал Антон. — Говорят, многие реликвии способны на подобное — исцелять больных, лечить хромых… сокрушать демонов.

Последнее слово тяжело повисло в воздухе. Никому из нас не хотелось вспоминать о демоне, с которым мы столкнулись на Карске. И вновь я невольно ощутил, что Антон каким-то идиотским образом мог оказаться прав. Махариус начал собирать коллекцию реликвий как раз с тех самых пор. Увиденное в Соборе Пламени изменило его. Тогда он посмотрел в глаза высшему демону, и подобное наверняка сокрушило бы разум личности меньшего масштаба.

Вне всяких сомнений, Махариус изменился. Если не внешне, то внутри — наверняка. Он стал более одержимым, а также куда более фанатичным, нежели тот человек, за которым мы следовали по опасным, мятежным ульям Карска.

— Думаешь, ему нужны все эти древние священные артефакты, чтобы бороться против демонов? — спросил Антон.

Он переводил взгляд с меня на Ивана, будто ребенок, который боится темноты и ищет поддержки у родителей. Антон уже знал, что во тьме действительно прячутся чудовища.

— Я бы не стал этого исключать. — Вот все, что я мог сказать.

Двери во внутренний санктум Махариуса открылись, и из комнаты вышел сам лорд верховный командующий.

— Готовьтесь, — сказал он. — Скоро мы совершим прыжок к Славе Императора.

Интересно, мог ли он каким-то образом узнать, о чем мы говорили?

Мы сидели в каютах, когда прозвучал сигнал к началу прыжка. Освещение замигало красным, а затем синим цветом. Сирены издали один долгий рев, один короткий, а затем еще один долгий. С интервалом в пару секунд сигнал повторился.

— Понеслась, — произнес Антон.

Он выглядел неважно. Ему никогда не нравились варп-прыжки. Едва ли я мог винить его за это, да и ни один здравомыслящий человек не стал бы. Я посмотрел в огромный витражный иллюминатор из бронестекла. На него, подобно черному диску, пожирающему солнце во время солнечного затмения, уже опускался массивный противовзрывной экран.

— Межзвездные прыжки, — сказал Иван. — Ненавижу их.

— Ты всегда это говоришь, — заметил я.

— Потому что это всегда правда, — сказал Антон.

Лишь в такие времена он становился настолько нервным, ибо он не любил космические путешествия даже сильнее Ивана.

— А легче все не становится, — произнес Иван. — Как думаете, сколько прыжков мы уже сделали? Двести, двести пятьдесят?

— Я не считал, — сказал я.