— Должно быть, — не унимался Никола и решительно направился к старцу, закончившему молебен.

Илий выслушал его сбивчивую просьбу и воспротивился намерению «колупнуть стенку». Но Селянинов не унимался, волнующее видение несло его к неведомой цели через загадочную стену храма. Он все же вымолил разрешение еще раз простучать кладку и притащил березовое полено. Приложив ухо к стене, он сильно ударял торцом полена и вдруг радостно вскричал:

— Есть! Вот тут пустота, кирпич глухо отдает… там что-то гудит, как в бочке.

Окаемов сам послушал и молча обернулся к старцу.

Илий внимательно наблюдал за ними, молитвенно сложив руки на груди, и наконец произнес:

- Про ухорон сей не ведаю, но, знать, пришел час его вскрыть, раз так повело вас сюда… Благословляю… Пробейте малую дыру, потом заделайте ее и закрасьте… Да будет воля Божья.

Селянинов притащил из машины зубило и молоток, постелил на пол кусок брезента и взялся откалывать штукатурку. Под нею открылась ровная кладка древнего тонкого кирпича. Один из них Никола стал крошить на куски. Наконец кирпич зашатался и упал куда-то внутрь. Селянинов засунул вслед за ним руку и торжествующе с трудом извлек длинный узкий сверток, потом завернутую в кожу плоскую папку. Окаемов стряхнул пыль с нее и открыл. Все увидели прекрасно исполненную документацию собора, чертежи и расчеты, использовавшиеся при строительстве, и даже схемы алтаря с названиями икон.

Старец же очень осторожно развернул длинный, воском облитый для сохранности сверток и вдруг испустил удивленный вздох. Взглянув на него, Окаемов оторопел и выронил бумаги на пол. Он сразу узнал первописные пергаменты-харатьи из тонкой кожи специальной выделки. С дрожью в руках стал их осторожно разворачивать и воскликнул:

— Боже! Да ведь это древнейшее письмо русским алфавитом задолго до Кирилла и Мефодия! Как расшифровать эту вязь? Смотрите, строки не имеют просветов и словно подвешены к черте сверху, как в санскрите… это невероятно! Селянинов, ты посмотри, какие красочные рисунки, каллиграфия! Это шедевр… что за заголовок здесь начертан, ты этим занимался, а ну помоги прочесть… возможно, надо читать справа налево… Ну?

Никола покачивался, входя в пьянящее состояние Спаса, напряженно морщил лоб, шевелил губами, опасливо посмотрел вокруг и по складам прочел:

- Радо-нежья… свя-тили-ща Белые Боги моле-ния лю- бо-мельные…

— Святилища Белые Боги! — встрепенулся Окаемов… — моления медовые?! Это что же, языческие обряды упрятаны в храме православном? — он вопросительно оборотился к старцу Илию, но тот его словно не слышал, стоял с закрытыми глазами и что-то невнятно шептал.

Вдруг Илий просиял ликом и бережно взял харатьи из рук Селянинова, благословляюще перекрестил их и промолвил:

— Сей Божий клад первопустынника; ученика Сергия, и я слышал о нем… Это послание нам и русской земле. Надо помолиться и прочесть сии харатьи в храме, не выходя никуда, и ежели Богу угодно, он откроет тайну святую. Читайте далее и разбирайте ниспосланные письмена…

В поисках Окаемова Егор зашел в собор и застал их с Селяниновым в необычайном возбуждении перед алтарем. Илий вел молитвы стоя рядом с ними. На высокой тумбочке был развернут какой-то свиток, и они расшифровывали его, Окаемов быстро записывал в тетрадь текст. В светлом озарении почудились они Быкову, а когда приблизился, Илья Иванович недоуменно взглянул на него и таинственно прошептал:

— Быстро позови Ирину, она обладает даром прозрения, и закройте за собой двери храма на запор.

— В чем дело? — подивился Быков.

Но Илья отмахнулся от него и опять впился глазами в строки древнего письма.

Прочтение двух свитков закончилось только к Обеду. Окаемов внимательно пробежал глазами свои записи, правя их и увязывая в единый текст, а потом у окошка все начисто переписал в тетрадь. Из всех его восклицаний, старинных слов и непривычного звучания Егор с трудом улавливал суть; он понял, что найдено нечто уникальное и важное, неведомое даже академически образованному Окаемову. Для старца, видимо, это открытие имело особое значение: глаза его были зажмурены, лик озарен небесным светом, а мысли его вознеслись за незримые пределы в умной молитве. Окаемов проговорил:

— Это идеографическое ведическое мышление, потому я сразу переводил и слагал в строфы молитвенные песни, чтобы было понятно… ибо нами утеряно это космическое мышление и полное слияние с природой. Так слушайте же:

РАДОНЕЖА, СВЯТИЛИЩА БЕЛЫЕ БОГИ МОЛЕНИЯ МЕДОВЫЕ…

Егор с Ириной стояли рядом и жадно внимали древнему языку, постигая слог и смысл послания… И зрили воочию картину светлых дубрав — Боголесья — и осьмигранный храм Яви на Сиян-горе Радонежья и Белых Богов — первостарцев мудрых Святой Руси… Исток веры православной… Само звучание, даже переведенное отчасти на современный язык, было удивительно мелодичным, одухотворенная поэзия русского моленного мира, солнечным светом истекала с уст Окаемова и наполняла храм, раздвигала его до самого неба, до пределов земли отчей, и вставал древний сиянный храм Яви-жизни могуч и волшебен, словно из чудесной сказки возведенный добрыми силами дворец Духа Святого… Хрустальным ключом с живой водою целились души Словом и образами, радостью и любовью к земле и небу, лесам и водам, к красоте бушующей былой Руси…

Песнь первая

Паче снега Правдой убелились Бгарусь… три стрелы вонзим мы в тучи черной грудь, татей не страшимся — мы разгоним их, древо жизни вечно — Исварога мир… ветви три, три корня Готоры-Ясна, разожжем моленных три больших костра, суры выпьем чашу — утолим сушну и по нитке дыма утечем в весну… Жертвенные кони нас зовут к стадам, мы пойдем за ними, где живень-вода, мы пройдем сквозь степи стенные от трав, там пути уходят через Сваргу в Правь… Голубые травы сходятся с землей, там ступени в Ирий нас зовут домой, там Отец Единый божеств и людей, там источник святый от любых смертей… Молния — моленно-Древо во Сварге — спустит мост на землю и по Рай-дуге, мы уйдем от мраза, хлада и врага, их к себе не пустит синяя Сварга… Там дыханьем Правды усладимся вмиг, там покой и праздник и веселый пир… Все там как земное только не робей, воины-герои там пасут коней, злачны травы росны, пищи много там, девы бродят босы по твоим пятам, нет там ни печали, вздохов и обид — только радость Божья наполняет мир… Свет не меркнет вечный, лето и цветень, воздух чист и млечный в реках там кисель, райский сад увешан во плодах земных, сирины поют там танец див-дивных… Нет там глада с жаждой, болестей и битв, не стареют люди, не несут обид, там Живой Водою сыты на века, Хлебушком Небесным, да млечна река… Прабабы и прадеды рядышком живут, старцу Исварогу песнь свою поют, присный день на небе Основы-божества, травы голубые, вечная листва, Золотые Овцы в искрах на лугах, их стада бессчетны и пышна дарбга… Отступила темь, Сварга порадуйся — проснулся День! Мы рвем зеленую земную траву — бросаем вверх и Бога славим… Вот комонь рыжий на небе ярый, и в жертву Богу приносим ярку, ягнец наш златый — руно Сварги… Отец, Бог белый, нас береги… Храни нас, Боже, от стрел и ран, прости нас, Боже, за лень-обман, ущедри, Боже, тебя узрить, даруй нам, Боже, тебя любить. Златую ярку тебе даем, ячменный хлеб и суру пьем… Заря мать добрая пришла с востока, злых сил полет от нас исторгла… Взлетело Солнце и гонит мраз, все силы черные и хладный мрак… Все духи злые побеждены! Бгарусы мы — твои сыны… Заступник наш, Творец Небес, рожден Златым Яйцом Бел-Бог Отец…