Она пожала плечами и неохотно раздвинула ноги. Он нетерпеливо двинулся с любрикантом вперед.

Ей не хотелось его видеть. Она закрыла глаза.

Оскорбление началось. Оно шло теперь равномерно, пыхтящий кит вверху колыхался и толкал. Она не чувствовала ничего, кроме возбужденного физического вторжения. Она не чувствовала ничего, не отдавала ничего, не говорила ничего и усилием воли старалась отгородиться от его экстатического монолога. Молебствие продолжалось: «Так-то лучше, это прекрасно — ну не прекрасно ли, золотце? — великолепно — вот это да, хорошая девочка, вот это да, хорошо, хорошо».

Он кончил. Одеваясь, он тоже был удовлетворен. Он болтал о женщинах, которых он имел, но имей в виду, Шэрон, ты самая великолепная. Он нечасто обманывал — он был женат, и его жена была тоже ничего — опасно изменять слишком часто, это плохая привычка. Но некоторое разнообразие время от времени, несомненно, укрепляет брак. Также он не всегда за это платил. По работе, по линии его работы, он встречал множество женщин, которым нравился.

Он вызывал ее на комплимент, как она поняла.

Она и рта не раскрыла.

— Что же, спасибо, Шэрон. Это было истинным удовольствием. Ты — это что-то особое. До завтра.

Ее пожелание спокойной ночи выразилось неуловимым кивком.

Вторым был Скромняга со своей грустной маленькой белой мышью, улегшийся с ней рядом.

Что бы он ни узнал от своего предшественника, он все еще относился к ней осторожно, не будучи уверенным в ее сотрудничестве. Он нервничал, извинялся, маловразумительно бормотал о том, что он вычитал из учебников по сексу, о том, что женщина способна иметь много сношений за один вечер без вреда для ее половых органов. Робко лаская ее груди, он непрестанно болтал, страдая абсолютным поносом рта, пытаясь объясниться и оправдать свое поведение. Он все время повторял, что он обычный гражданин, уважаемый профессионал, работящий буржуа с общепринятыми понятиями, который просто случайно оказался задействованным в это предприятие Фан-клуба. Он не хотел похищать мисс Филдс, но, оказавшись вовлеченным в этот проект, он просто не мог из него выйти.

Ну ладно, хотелось ей крикнуть, но тогда какого же черта ты тут делаешь?

Он барахтался в своих грехах, пытаясь получить ее прощение, чтобы ему не пришлось потом искупать их.

Она воздержалась от слов прощения. Она не дала ему ничего.

Она поняла, что Скромняге было трудно добиться эрекции. Очевидно, подумала она, он привык к некоторой помощи со стороны жены. Ее догадка вскоре подтвердилась, когда он робко спросил, не хотелось бы ей, чтобы он развязал ей одну руку. Связанное с этим облегчение было для нее очень соблазнительным, но она решила не поддаваться соблазну, ради того чтобы просто услужить ему. Она кратко ответила, что не стоит беспокоиться.

Вздохнув, он начал постепенно поднимать ее короткую рубашку над ее грудью. Вид ее молочно-белых грудей, казалось, возбудил его. Он неловко взобрался на нее, полизывая груди и целуя коричневые соски.

Она выругалась про себя. Это работало на него.

Через несколько секунд, боясь потерять эрекцию, он воткнул в нее свой маленький белый предмет. Несколько раз, попискивая, опустился вверх-вниз и меньше чем через минуту испытал свой мгновенный, как выстрел из пугача, оргазм.

Он высвободился, извиняясь за то, что достиг такой страсти. Такой страсти! Господи на Небесах, спаси меня от этих гнид.

Поспешно одеваясь, он педантично бормотал о тонкой линии, разделяющей соблазнение и изнасилование, окончательно удовлетворившись тем (этот старый, старый мужской треп), что не бывает такой вещи, как изнасилование, поскольку достигнуто осуществление брачных отношений. Настоящее изнасилование так же невозможно, как невозможно вставить нитку в качающуюся иголку, верно? Если вы вставили нитку в иголку, это значит, что было сотрудничество, правда? Поэтому это не может считаться применением силы, верно?

Неверно, глупый ублюдок.

Ей очень хотелось сказать ему это. Она с трудом придержала язык. Формально поблагодарив ее, он исчез.

Какое сексуальное досье она могла бы составить по таким гнидам!

Ладно. Следующий?

Следующим, третьим, оказался тот, кого она боялась и ненавидела больше всего, тот ублюдок, который чуть не вышиб из нее мозги.

Злодей готовился для нее.

— Я слышал, что ты ведешь себя как хорошая маленькая девочка, — сказал он.

Он был на кровати. До сих пор это был для нее самый трудный момент. Все ее тело напряглось, чтобы бороться и сопротивляться ему, но она удержала себя в неподвижности.

Ее рубашка вознеслась над пупком.

Быстро, без слов, она подняла колени и раздвинула ноги. Ей не нужно было никаких игр. Она хотела побыстрее разделаться с неизбежным. Она видела, что он по ошибке принял ее жест за стремление участвовать в деле.

Он был между ее бедрами.

— Ты быстро учишься, детка. Я знал, что так и будет. Теперь, когда ты знаешь, с какой стороны ветер дует, ты будешь куда как счастливее. — Он тер своими грубыми руками ее полные бедра и ягодицы. — Ладно, теперь просто откинься, детка, и наслаждайся.

Она вздрогнула, но постаралась отнестись к этому стоически и не издала ни звука.

Теперь, вспоминая то одностороннее сношение, она дрожит и пытается изгнать из памяти все последующее. Езда была бесконечной, как и раньше, он стучал в нее как молот. Дважды он был на грани завершения, но замедлялся, чтобы удержаться. Каждый раз ей хотелось самой начать качку, чтобы побудить его завершить побыстрее и этим от него отделаться, но она просто не могла заставить себя делать движения, которые будут неправильно поняты: этот жеребец решит, что возбудил ее.

Ей казалось, что прошла вечность, и наконец, когда они оба были мокрыми от пота, он взорвался и испытание закончилось.

Он был доволен. Вставая, он поинтересовался, как ей это понравилось.

Она пожала плечами.

— Знаю, знаю, детка, — сказал он подмигивая. — Ты просто не хочешь признать, что ты в восторге. — Он взглянул на часы. — Да, тридцать одна минута. Что же, давай назовем это быстрой пробежкой.

Ей хотелось кастрировать его тупой ложкой. Ей хотелось привязать его к кровати и обрезать это медленно, медленно, медленно, упиваясь каждой минутой. Беспомощная, она закрыла глаза и стала молиться Кому-Нибудь, Кто Там Наверху, кто мог бы утолить ее жажду мщения.

И, наконец, последний, Мечтатель.

Одеколон, да. Он напрыскался одеколоном. Он лежал голый рядом с ней, шепотом изливая ей свое сердце, общаясь с ней, как будто бы она была его Джульеттой.

Перечисление фильмов, в которых он ее видел, и сколько раз он видел ее в каждом из них, и как с каждым новым фильмом она по-новому завоевывала его неувядающую любовь. Описание ее несравненной красоты. Она была Афродитой, вставшей из моря, богиней любви, а он был Зевсом, и их ребенок, рожденный из того союза, будет Эросом.