— Чем все закончится? — спросила она тихо.

— Я и сама желала бы знать, моя госпожа. Вряд ли нашим усилиям суждено обратиться в прах, но большее мне неизвестно.

Лавиния выпрямилась. Возможен любой исход, она может остаться вдовствующей царицей при двенадцатилетнем сыне, у которого погибли отец и брат. Ничто не предрешено, жребий еще не брошен.

— Что бы ни случилось, ты всегда будешь мне нужна, — проговорила она. — Как нужна моему мужу и господину.

Я встретила ее взгляд:

— Я к твоим услугам, моя госпожа. — Мы вполне стоили друг друга.

День тянулся бесконечно. Солнце взобралось на небо и уже начало путь вниз. Я не чувствовала Ее присутствия. Смерть пребывала не здесь, но на поле битвы.

После полудня во дворец прибежал мальчишка с воплем о том, что на дороге показалась пыль. С такой же вестью подоспел и гонец.

— Мне нужно быть во дворце, проверить, все ли готово, — сказала Лавиния, но я видела, что ей не терпится выйти на стены.

— Госпожа… — начала я.

— Да идите, идите, — вмешалась Лида. — Тут уже трижды все перепроверили, я останусь здесь. В конце концов, раненые ведь не свалятся неожиданно, сами по себе.

Мы с Лавинией двинулись к воротам, с трудом сохраняя чинную поступь, подобающую царице и прорицательнице.

Над дорогой и впрямь поднималась пыль. Но кто приближался — наши или Неоптолем? Солнце светило в глаза, разглядеть удалось не сразу.

Ней шел впереди, за ним растянулось войско. Отряд «Семи сестер» двигался первым, предваряемый Вилом.

Лавиния едва слышно ахнула.

— О боги, — прошептала она, — их так мало… Боги, как же их мало!..

Отряды уменьшились чуть ли не вдвое, крестьянские повозки тянулись позади остатков воинства.

— Повозки… — проговорила я.

Пыль. Никого не разглядеть за пыльной завесой. Кажется, я узнала Коса — коренастую фигуру впереди третьего отряда. Но никого не разглядеть. Ничего не известно.

Рядом возникла Кианна, ее ладонь сжимала мою руку чуть ли не до хруста.

Гонец, совершенно измученный, добрался до ворот, его впустили. Задыхаясь, он поднялся на стену, к царице.

— Моя госпожа, царь велел донести тебе, что свершилась победа. В жестокой схватке он своей рукой убил Неоптолема из Ахен, и «Колесничий солнца» больше не причинит нам горя.

Я не слышала, что еще он говорил.

Рядом с какой-то из повозок, опустив голову, шел Маркай. И я поняла.

Не знаю, как я сбежала по ступеням и оказалась за воротами. Из города устремились какие-то женщины — наверное, я была в их числе.

Ксандр лежал на повозке, его изрубленное тело прикрывал плащ, на чистом, без единой ссадины, лице застыло спокойствие. Кар, которого уложили рядом, словно прильнул щекой к отцовскому плечу — рассеченной щекой к тому самому плечу, на котором так любил засыпать в детстве. Кто-то прикрыл им глаза, хотя на ресницах Кара густо запеклась кровь. Маркай шел рядом.

Каким-то образом рядом очутился Ней — наверное, добежал от головного отряда, не знаю. Он пытался удержать меня окровавленными руками и говорил какие-то бессмысленные слова:

— Третий приступ, мы едва устояли. Я не видел, что произошло. Ксандр упал. Я крикнул, чтобы держали строй, не высовывались за щиты. Маркай…

У него перехватило горло.

— Маркай подчинился, остался стоять. А Кар… — Ней опустил голову, по щекам текли слезы. — Кар подбежал к отцу, его зарубили. Я говорил ему не высовываться! Я говорил, Чайка, он не слушал. Я кричал. Он не слушал…

Внутри меня что-то прорвалось безудержным воплем — и я уже не могла остановиться.

В тот раз я не пела Сошествие. Горло саднило от крика, голос охрип. Руки тряслись, я не могла наложить краску.

Пока Кианна пела, я стояла у погребальных костров под ночными звездами. Ее лицо, прорисованное черным и белым, напоминало об островных легендах: медные головные булавки, удерживающие черное покрывало Смерти поверх рыжих волос, были древнее той бронзы, что знали наши отцы. Она пела Сошествие верным и чистым голосом — двенадцать раз у двенадцати погребальных костров: так многочисленны были погибшие.

Ксандр и Кар лежали вместе на последнем костре — отец и сын, обернутые багряным плащом из тонкой шерсти. Я смутно припомнила, что плащ, должно быть, принадлежал Нею. Тончайшая ткацкая работа нескольких недель…

Ила тихо всхлипывала, прижавшись к моим коленям, но я не находила для нее ни слов, ни тепла.

Тия, подойдя, обняла ее и прижала к себе. Я словно заледенела.

«В последний раз, — думала я, — в последний раз я взгляну в лицо сыну, в последний раз коснусь его щеки. В последний раз отведу волосы со лба Ксандра. Мне уже не узнать, как тонкая седина обратится в сплошное серебро, как постареют его руки. Мне никогда не веселиться на свадьбе Кара, никогда не слышать, как они с братом смеются своим мальчишечьим шуткам. Мне никогда больше его не увидеть».

Ней уже приближался, с ним Кианна и остальные. Глаза Нея покраснели от дыма предыдущих костров.

Встав у одра, он протянул руку за чашей, затем возлил жертвенного вина — лучшего вина, сотворенного нашими руками.

— Услышьте, о люди, деяния Ксандра, сына Маркая, и Кара, сына Ксандра, чтимых нашим народом превыше других. В тебе, мой друг, слились все лучшие наши черты.

Ней помолчал, ему явно было тяжело продолжать. Кианна, бесстрастная, как сама Смерть, замерла позади.

— Тысячи раз мы могли затеряться в широком море, тысячи раз сгинуть в Египте и дальних землях, когда бы не Ксандр, сын Маркая. Умелый моряк, преданный воин, верный друг — таких в мире не было и не будет уже никогда. О мой друг! Целый мир погиб, но мы с тобой сумели уплыть за его пределы и отыскать наконец надежную гавань…

Ней отплеснул вина.

— Невозможно сказать все, что чувствую, невозможно назвать все твои деяния — они слишком многочисленны и слишком весомы. Во всем народе нет человека, не обязанного тебе жизнью, не знавшего твоей помощи. И когда в величайшей из битв ты жертвуешь собственным сыном — это не больше, чем я мог от тебя ожидать.

Ней поднял голову, голос его зазвучал в полную мощь.

— Знайте, что Маркай, сын Ксандра, — отныне сын моей семьи, собрат моих сыновей и мой родич. Если Иле, дочери Ксандра, придет пора оставить храм — она получит приданое, достойное царевны Лация. Ни большего, ни меньшего я не в силах сделать для своего брата.

Голос его прервался, Ней не мог продолжать. Он молча склонил голову.

Кианна выступила вперед и, взяв из его рук мирру, бросила ее поверх костра. Среди отсветов пламени перед нами стояла Смерть, и в глазах Кианны я видела Ее леденящее сострадание.