Лаваллет прибыл в Пиньероль, где размещался штаб французской армии, 6 мая 1638 г. Он сразу же оценил всю сложность положения, сложившегося в Савойе после смерти Карла Эммануила. Кристина Савойская была крайне непопулярна в своей стране. Кроме того, она находилась под влиянием сменявших один другого авантюристов-фаворитов. Ее права на регентство открыто оспаривали братья покойного герцога Томас и Мориц — сторонники Габсбургов.

Когда Лавалетт попытался получить согласие Кристины на размещение французских гарнизонов в стратегически важных пунктах герцогства, то встретил сопротивление со стороны духовника и первого фаворита герцогини отца Моно. Этот иезуит, принадлежавший к испанской партии, побудил Кристину отказать в просьбе французскому командующему. «Именно он, — пишет Ришелье в „Мемуарах“, — заставил ее (герцогиню. — П. Ч.) укрепить пограничные с Францией крепости, назначив туда происпански настроенных комендантов, и отдалить от себя всех состоявших при ней французов…»

В результате враждебных происков испанской агентуры, умело направлявшей действия вздорной и ограниченной герцогини Савойской, стратегические позиции Франции в Северной Италии были ослаблены.

На Пиренейском фронте (на западном его участке) Ришелье запланировал весной 1638 года дерзкую операцию по проникновению в Страну Басков. Операция должна была быть осуществлена при поддержке с моря эскадры кардинала Сурди. Как и было задумано, 22 августа Сурди рассеял испанские корабли в бухте Сан-Себастиана и высадил на берег десант, который с ходу завязал бои с превосходящими силами противника.

Действия десанта носили отвлекающий характер. Одновременно основные силы французов под командованием принца Конде и герцога де Лавалетта (брата кардинала Лавалетта) вторглись на испанскую территорию в районе Фонтараби. Удар был неожиданным, а крепостные стены Фонтараби ненадежными. К тому же число защитников города не превышало 7 тысяч, в то время как численность французской армии составляла 12 тысяч. Казалось бы, судьба Фонтараби предрешена. Но произошло то, чего французское командование, предвкушавшее скорую победу, никак не ожидало.

В отчаянном порыве защитники города ринулись в контратаку. Удар был столь неожиданным, что французов охватила паника. Командиры утратили управление частями и подразделениями, началось беспорядочное отступление. Сам Конде бросил свою армию на произвол судьбы и скрылся в Байонну. Французы в беспорядке отступали до самой границы. Это произошло 7 сентября 1638 г.

Французский двор недоумевал. Ришелье был в ярости. Он лучше всех знает, во сколько обошлась подготовка операции, обещавшей блестящий успех. Его многомесячные усилия были сведены на нет всего за несколько часов. «Боль Фонтараби убивает меня», — писал Ришелье 17 сентября Людовику XIII в Шантильи. В ответном письме король сообщал: «Новости из Фонтараби я узнал позавчера, они вынуждают меня вернуться в Париж… Вы, наверное, уже знаете, что мы потеряли там всю артиллерию и все армейские обозы… Досада настолько сильна, что сделала меня больным; вчера я чувствовал себя гораздо хуже, чем обычно».

Король и первый министр вызвали в Париж для объяснений Конде, который, пользуясь отсутствием Лавалетта, находившегося вместе с отступившими войсками на франко-испанской границе, все свалил на герцога, не проявившего якобы мужества и выдержки. Правда, принц не смог объяснить, каким образом оказался в Байонне — за многие десятки километров от поля боя. Но Конде — второй после Гастона принц крови, член королевской семьи — и Ришелье, как, впрочем, и сам Людовик XIII, вынужден делать вид, что верит ему. Попытки Лавалетта оправдаться, а заодно и поставить под сомнение военные дарования своего начальника успеха не имели. Его письменные объяснения, присланные с курьером, не были приняты. Нужен виновник скандального поражения, и он был найден. Оставалось арестовать его и предать суду.

Предупрежденный братом о грозившей ему опасности, герцог де Лавалетт не вернулся в Париж. 23 октября 1638 г. на английском судне он бежал в Англию.

Бегство Лавалетта было на руку Конде. Виновник поражения сам указал на себя. Сообщая кардиналу де Лавалетту о бегстве брата, Ришелье писал ему 4 ноября 1638 г.: «Говорят, он уехал в Англию, правда, другие утверждают, что — в Германию, а третьи — будто он предпочел Венецию». Возможно, Ришелье и догадывался о причастности кардинала Лавалетта к побегу ошельмованного принцем Конде герцога, но у него не было никаких сведений на этот счет, к тому же командующий итальянской армией входил в число его доверенных лиц.

Парижский парламент сформировал специальную комиссию для организации заочного судебного процесса над герцогом де Лавалеттом по обвинению в государственной измене. На процессе председательствовал сам Людовик XIII, потребовавший для обвиняемого смертной казни. Суд, разумеется, уважил требование короля и вынес Лавалетту (заочно) смертный приговор. Лавалетт будет реабилитирован только после смерти Людовика XIII, тогда же он и вернется на родину.

Ришелье нужна была победа, которая заставила бы забыть о Фонтараби. И он решил штурмовать Ле-Катле. Руководить осадой крепости будет сам кардинал. Он разместил свой штаб неподалеку — в Сен-Кантене.

В считанные дни Ришелье навел в войсках, в полном бездействии простаивавших под Ле-Катле, железную дисциплину и подготовил их к решающей атаке. В середине сентября крепость была взята. Последний очаг испанского военного «присутствия» в Пикардии был ликвидирован.

Французская атлантическая эскадра нанесла поражение испанцам в сражении при Гетари, а средиземноморская, по существу, стала полновластной хозяйкой в Западном Средиземноморье, надежно прикрыв побережье Прованса и Лангедока.

Но главное событие всей кампании 1638 года произошло 18 декабря, когда Бернгард Саксен-Веймарский наконец сломил сопротивление имперского гарнизона и овладел Брейзахом. «Отныне Франция — полная хозяйка Эльзаса, она контролирует Южную Германию и отрезала испанцев от Рейнской области» — так оценивает значение победы под Брейзахом французский историк Ф. Эрланжер.

* * *

А в это время в Рюэле в загородном доме Ришелье умирал отец Жозеф, сраженный апоплексическим ударом. Именно он в течение многих лет был проводником французской политики в Германии, именно он убедил Бернгарда перейти на французскую службу. Умирал ближайший и самый верный соратник кардинала, быть может, единственный друг.

Ришелье — всегда сдержанный и даже холодный — был потрясен и не пытался скрыть охватившего его смятения. Он предпринимает отчаянные попытки спасти отца Жозефа, призвав на помощь лучших парижских докторов. Но все их усилия бесплодны. Отец Жозеф обречен, ему осталось жить несколько часов.

Умирающий неподвижно и безмолвно лежит на железной кровати, а Ришелье тихо ходит по комнате из угла в угол, бессильный чем-либо помочь ему. Кардинал не может знать, о чем думает перед смертью отец Жозеф. Может, о Брейзахе. Ведь еще совсем недавно он говорил только о нем. Ришелье останавливается, о чем-то задумывается, потом быстро покидает комнату. Некоторое время он отсутствует, затем, стараясь произвести как можно больше шума, возвращается, держа в руке бумагу, похожую на депешу. Склонившись над умирающим, кардинал кричит ему в самое ухо: «Отец Жозеф, отец Жозеф! Брейзах наш!» Угасающие глаза капуцина на мгновение засветились слабым блеском, он нашел в себе силы чуть улыбнуться и пожать руку Ришелье в знак последней благодарности. Через минуту он испустил дух.