Приходится сделать вывод, что во всех славянских православных странах не только марксизм-ленинизм, но и диссидентство сыграло в жизни своих отечеств зловещую роль. Как в свое время большевизм, диссидентство питалось реальными противоречиями, бедами и злом государственной жизни. Но, как и ранний ортодоксальный большевизм, диссидентство, за исключением небольшого национального отряда, сразу отринутого Западом, было формой отторжения русского исторического и духовного опыта. Именно поэтому его также выбрали своим инструментом извечные антирусские и антиправославные силы.

Мнимые борцы с коммунизмом, диссиденты боролись с советским и российским великодержавием, а вовсе не со злом марксизма, который был им близок как раз отрицанием всего, что составляло смысл и красоту русской православной жизни. К тому же, как и все западники, лишенные чувства сопричастности ко всей многовековой истории своего народа, они отождествляли вечное Отечество с государством, с его всегда несовершенными общественными институтами. Даже самые «прекраснодушные» из них были неспособны разглядеть цели Запада в перестройке: не позволить реабилитировать историческую русскую государственность, а напротив – «упразднить» на сей раз из советской истории элементы ее восстановления.

Наибольшему поношению в советском периоде подверглось именно то, что составляло спасительный для нации отход от ортодоксального марксизма и вносило элементы исторической преемственности в общественное сознание, в оценку национальных интересов, мало зависящих от типа власти. Запад не хотел подлинного осмысления русскими своих грехов и заблуждений, ибо на западной повестке дня была сдача поругаемых «отеческих гробов» вовсе не советской, а всей тысячелетней истории, искусно маскируемая под расставание с тоталитаризмом.

Поскольку борьба с большевизмом – лишь ширма, из всех оппонентов «коммунизму» Запад поддерживал лишь своих прозелитов. Именно они стали объектом тщательной обработки со стороны США с 60-х годов. Помогли и интеллектуалы Европы, по философским устоям – левые. Приветствовав Октябрь 1917-го, разрушивший православную империю, они в 50-е отвернулись от СССР, соединившего русскую и советскую историю. Советская интеллектуальная элита и номенклатура третьего поколения, опять западнического, стала тяготиться своей идеологией лишь потому, что она стала помехой для принятия в мировую олигархию. Цена за место в ней была названа Западом в эру Горбачева.

В конце века в результате экспериментов над российской государственностью, которых так жаждали «западники», русский народ расчленен, а Россия оказывается в положении до Ливонской войны на северо-западе, в положении после Крымской войны на юге, ее вытесняют с морей, и Берлинская стена приближается к границам Московского царства XVI века. Национальное достояние, оплаченное кровью и бескорыстным трудом трех советских поколений, расточено в обстановке антихристианского глумления новоявленных библейских Хамов над поколением Отцов, на Запад были выкачаны суммы, многократно превышающие репарации, наложенные на Германию. Теперь, когда «коммунистическая фантасмагория» рассеялась, а давление на уже некоммунистическую Россию лишь многократно усилилось, смысл многовековой борьбы Запада против России и православного славянства, маскируемый то борьбой с большевизмом, то с русским империализмом, должен стать ясным.

Иной итог принесло Западу двукратное русское само-предательство в ХХ в. Если первые «всемирные» учреждения – Лига Наций и Банк международных расчетов (созданный планом Юнга формально для решения репарационного вопроса) – лишь институционализировали ведущую роль в европейской экономике англосаксонского и интернационального финансового капитала, то в конце столетия налицо соединение многосторонних политических и экономических механизмов с военной машиной НАТО уже для диктата того самого транснационального капитала. Очевидно, что спор между коммунизмом и западноевропейским либерализмом являлся исключительно спором о форме владычества над миром, о другом этим Левиафанам было спорить нечего. В земном успехе Pax Americana – итог универсалистских идей ХХ в. о «всемирном братстве труда», общеевропейском доме, «едином мире».

В конце прошлого века дилемма «Россия или Европа» стояла перед русской интеллигенцией. Тогда К.Леонтьев, говоря о гибельности «общечеловеческого» пути, назвал один из своих текстов: «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения». Через столетие вопрос «быть или не быть» встает уже перед Европой, ибо сегодня «средний американец», претендующий устами его лидеров на единственную «постхристианскую» общечеловеческую цивилизацию, превращается в орудие гибели когда-то великой европейской культуры. Ее героика и идеал, романтизм и подвиг, даже Декартово сомнение и ее дерзновенное «безумство гибельной свободы», – все было задано христианским духом, выкованным в первое тысячелетие христианства, презрительно называемого теперь «Dark Age». Все это погублено гордыней, «похотью властвования», о которой предупреждал великий европеец Бл. Августин.

Сам западный человек инстинктивно не раз бунтовал против своей десакрализации, приземления духа и демонизации, что проявлялось в периодическом всплеске романтизма в литературе и искусстве. Разве не кричал устами Сирано Эдмон Ростан, тщетно вопия, подобно умирающему лебедю, к персонажам Э.Золя о вечном стремлении человека к Идеалу? Разве не бунтовщиком против опошления человека либерализмом был Ницше, гордыня которого повела его опять в антихристианское русло? Красота многообразного и гармоничного Богоданного мира перестала отражаться в человеческом сознании, отринувшем Творца. Оно действительно родило «Черный квадрат» Малевича.

Блестящий философ, он же мировой ростовщик Ж. Аттали с пугающей откровенностью и теплохладным цинизмом предвещает «царство банка» как символ окончательного утверждения рационалистических – денежных критериев, которое заменит храм. В нем «суверенным» в плену плоти и гордыни индивидам чужды Декартовы «страсти души», их удел «эгоизм и нарциссизм».

Американский образ жизни как феномен цивилизации уже несколько послевоенных десятилетий агрессивно рушит европейскую этику и культуру, а последние годы совращает Россию и славян, причем не только обыватель, но и советский интеллигент-либерал оказался на удивление падок на искушение потребительства и гедонизма, не проявляя при этом даже малой доли пуританской этики в труде. Атеистическое, ориентированное на рай на земле космополитическое воспитание сделало российских западников легкой добычей американского, почти языческого культа человека и даже его тела.

* * *

Путь русского народа в мировой истории удивительно отражает судьбу человека и человечества в православном нравственном поиске: сначала обретение истины и смысла исторической жизни, отступление от нее – падение, саморазрушение, – затем осознание грехопадения и поиск спасения. Редкий народ христианского мира демонстрирует с такой поразительной наглядностью библейские пророчества и христианское толкование истории. Может быть, русские как нация все еще обладают соборной личностью – душой народа, сохраняющейся в его взлетах и поражениях, в его поисках и заблуждениях.

Не это ли позволяет говорить о мессианизме русской идеи? Не это ли придает историософский смысл российскому великодержавию, способному удерживать мир от энтропии, от смешения Добра и Зла, от теплохладности. Но именно поэтому все силы мирового зла брошены на то, чтобы Россия и русские никогда не восстановили себя как историческое явление.