Оболенский кивнул, сдвинул тюбетейку на затылок и смело зашагал по пустой базарной площади навстречу судьбе. На мгновение из сарайчика Ахмеда высунулась раскрасневшаяся Джамиля. Следом за ней показался и Насреддин.

– Лёва-джан, не надо ничего воровать, всего полно! Пойдём, там сейчас Ирида танцевать будет!

Лев обернулся и помахал им рукой.

– Лёвушка… – растерянно вскинула бровки девушка, но домулло потянул её внутрь:

– Не волнуйтесь, госпожа, он сейчас вернётся. Он всегда возвращается…

И только маленький лопоухий ослик, видевший всё своими глазами, тихо плакал в закутке, пока могучая фигура его любимого хозяина незаметно таяла в жасминовом аромате ночи…

О Аллах, знающий самые сокровенные тайны наших сердец, выведи меня из тьмы к Свету!

Пророк Мухаммед

– Врачи говорили, что я удивительно легко отделался. Ну, ключи там и безделушки всякие пришлось по углам раскидать, думаю, их нашли. Меня сначала отпускать никак не хотели, вроде лежал себе человек почти месяц, а тут взял и за одну ночь встал живой-здоровенький! Пришлось давать расписку и буквально бежать, меня Маша едва ли не зубами из той клиники выгрызала…

Лев говорил что-то ещё, но я уже слушал его вполуха. Он заразил меня Багдадом, и до чего же не хотелось прерывать ставшую такой родной сказку… Что потом? Опять быт, работа, зарплата, мелкие проблемы, суета на пустом месте. Творчество, книги, бессонные ночи в Интернете и редкие прогулки. Неужели какой-то мелкий уголовник за несколько дней сумел оставить такой след в истории? А мы… а как же мы, честные, умные, правильные, пишущие серьёзные книги и думающие о будущем страны?! Останется ли что-нибудь после нас… Лев прав, вся эта история начиналась очень весело, а заканчивается почему-то грустно.

– Ладно, я пойду. Поезд уже через час, а мне ещё надо зайти в камеру хранения.

– Ладно, Андрюшка, до встречи! Жду тебя в Москве, ничего не обещай, получится книжка – с тебя автограф.

– И тебе счастливо. Часы верни.

– Какие часы?

– Мои часы, Лёва-джан!

– Ах, эти… – На секунду глаза моего друга совсем по-азиатски сощурились, он улыбнулся и вытащил из-за пазухи мой паспорт, авторучку, расчёску, серебряный крест на цепочке и золотисто-розовый билет в Астрахань. Часы на ремешке легли сверху. Долгую минуту я пристально глядел в безмятежные небесно-голубые очи моего друга, пытаясь отыскать там хотя бы капельку раскаяния или стыда. Увы… мне везло не более, чем другим.

Уже потом, в метро, я вспомнил, что Лев просил не указывать его настоящего имени (всё-таки теперь он солидный человек, работает в престижной фирме, и какие-то моменты могут оказаться не совсем этичными…). Мои губы разъехались, мстительно улыбаясь самым чёрным мыслям… Я представил, как Оболенский открывает первую страничку и…

Хвала Аллаху, воздающему по заслугам – каждому!

Уже с самого появления законодательства нормы закона зачастую вступали в противоречие с реалиями повседневной жизни, ограничивая свободу поступков и желания людей. Однако нарушение того или иного уложения было чревато серьезными последствиями. Вспомним хотя бы законы вавилонского царя Хаммурапи или афинского архонта Дракона. Особенно последнего, искренне полагавшего, что горбатых, то есть преступников, только могила исправит.

Но нарушить закон ох как хотелось. (Отчасти правы анархисты, утверждающие, что человек по своей природе не приемлет никакой власти со всеми ее атрибутами.) Подобные желания реализовывались в первую очередь в фольклоре и литературе. Люди придумывали и поэтизировали героев, стоящих вне закона и над ним. Робин Гуд, Лассарильо, Ринальдо Ринальдини, Ванька Каин, Рокамболь, Арсен Люпен, Фантомас… Всех и не припомнишь.

Родился своеобразный жанр. Этакий детектив наизнанку, где главным героем был не сыщик-интеллектуал, распутывающий криминальные загадки, а его антагонист, совершающий преступления против собственности и личности. Естественно, такой жанр имел свои законы. Центральный персонаж подобного сочинения обязан быть «благородным», идейным вором. Грабящим преимущественно богатых и частично делящимся добычей с бедными и обездоленными. Вор не должен совершать поступков, противоречащих обыденной морали, – убивать, насиловать и т. п. Таким образом, произведения, о которых идет речь, разительно отличались от распространившейся в последнее время разновидности литературы, получившей определение «бандитского» романа.

Андрей Белянин не новичок на поприще детектива. Всем почитателям его творчества хорошо известен цикл о тайном сыске царя Гороха. Три книги, входящие в него, написаны в форме традиционного (хотя и со сказочным уклоном) полицейского романа. Есть молодой милиционер Никита Ивашов, успешно расследующий всевозможные уголовные дела. «Багдадский вор» – детектив наизнанку. Его героем является «благородный» ворюга Лев Оболенский, волею неких сил оказавшийся на средневековом Востоке. Итак, по сюжетному ходу книга, казалось бы, примыкает к «Тайному сыску». Тем более что Оболенский тоже в некотором роде коллега Ивашова. Тот милиционер, а Лев – работник прокуратуры. Еще один расхожий штамп криминального романа – переродившийся правоохранитель? Не будем торопиться с выводами.

«Багдадский вор» отличается от трилогии о сыскарях царя Гороха не столько завязкой сюжета и типом героя, сколько типом конфликта. Не знаем, входило ли это в сверхзадачу Белянина или так уж вышло помимо авторской воли, но в целом новый роман фантаста посвящен проблеме, над которой русские писатели ломали голову не одно столетие. Это соотношение Закона и Благодати. Что из них должно быть первично и служить основой для другого? Еще митрополит Иларион категорично заявил, что сначала нужен Закон, а уже после Благодать. Так испокон веков и повелось на святой Руси. Благодать, иными словами человеческое счастье, достаток, духовность стояли на втором месте после Закона, служившего олицетворением Государства.

Так и в книге Белянина. Слуга закона, потерявший память при переходе в иную реальность, попадает в страну, где Закон возведен в абсолютную истину. Правитель Багдада Гарун аль-Рашид, руководствуясь вполне благими намерениями, решил извести у себя в стране преступность. Но, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. Так оно и получилось. Багдад превратился в маленький ад земной для его населения. Жизнь без радости, мир без красок, без полутонов, где все обязано быть белым и никаким другим. Одним словом, типичная восточная деспотия. Как в таких условиях может проявить себя настоящий русский человек, хоть и запамятовавший, что он русский? Причем человек, уже добрый десяток лет живущий в условиях сякой такой, но демократии. Естественно, именно так, как ведет себя Лев Оболенский. Он должен стать вне Закона, уподобиться Стеньке Разину, Емельяну Пугачеву, Дубровскому, наконец.

Русский человек на Востоке – это особая песня. Хоть двуглавый орел на государственном гербе и символизирует специфическое положение России, соединившей в своих границах Запад с Востоком, но не зря же орлиные головы смотрят в разные стороны. Как бы подтверждая мудрые мысли Киплинга насчет того, что Востоку и Западу вместе не быть никогда. Наш Иван (в данном же случае Лев) так и норовит сунуться везде со своим самоваром, перекроить местные порядки под себя, по своему вкусу.