Участники хора вышли из ризницы. Отец Коллинз завершил собственное облачение и решил посмотреть, как дела у министрантов. Вместе с Томом Кроссом и Кэрол Бойл он проверил, все ли готово к церемонии. Сосуд с миром. Есть. Кропило. Есть. Кадильница. На месте. Корпорал. Здесь. Пурификаторы. Вот они. И так далее.

— Я оделся, — сказал священник. — Один из вас может вернуться к реликварию. Я вижу, вы еще не переоделись.

— У меня вопрос, — сказал Том.

— Насчет реликвария?

— Насчет облачения. Красное или белое?

Отец Коллинз назначил Тома министрантом совсем недавно, поддерживая его стремление к самосовершенствованию, и пока многое было ему в новинку.

Священник с назидательным видом огладил собственную ризу.

— Белое, — сказал он. — При освящении храма надевают белое. Красное предназначено для иных случаев. Например, для праздников в честь великомучеников.

Том кивнул, запоминая сказанное на будущее. На его висках и над ушами появилась густая проседь. Из бесед с Томом во время исповеди отец Коллинз знал, что ему вновь позволили навещать детей. Теперь он купал и кормил Томми, но при этом не чувствовал себя спасенным. Спасение, напомнил ему священник во время одной из таких бесед, требует целой жизни.

— Значит, надену белое, — сказал Том.

Он вышел, и священник быстро закончил его работу, наполнив сосуд для мира освященным оливковым маслом и аккуратно свернув алтарный покров. Он со знанием дела пролистал «Лекционарий», снял с полки лодку для ладана и пересчитал свечи и подсвечники. Кропило было отполировано до блеска. Он вновь с благодарностью вспомнил Ларри Гарбера: для каждой вещи было предусмотрено свое место, и порядок радовал глаз.

Кэрол Бойл не обращала на него внимания, поглощенная своим делом, и отец Коллинз опять погрузился в воспоминания. Он вспомнил брезентовую палатку Энн Холмс в туристском городке и ее капюшон, неизменно надвинутый на глаза. Священник задумчиво прочитал «Радуйся, Мария…» и медленно перекрестился. Он поблагодарил Господа за то, что прошлой осенью ему было позволено продолжить служение. И за обыденность самопожертвования. У него была масса дел, непочатый край работы, которую предстояло сделать. Он тряхнул головой и решительным шагом, как требовал того напряженный распорядок воскресного дня, направился назад, в ризницу. В вестибюле стоял стеллаж с молитвенниками, изготовленный из натурального дерева, здесь же находилась крещальная купель, высеченная из куска гранита, который от природы имел нужную форму. Юные министранты приводили в порядок молитвенники на стеллаже; заметив отца Коллинза, они удвоили свое рвение. Отец Коллинз вдохнул запах свежей краски, который исходил от пола в вестибюле, и с удовольствием подумал, что он не отдает плесенью, а значит, его старания были не напрасны. Он требовал от руководителя строительных работ придерживаться самых высоких стандартов, и тот, качая головой, то и дело говорил: «Это чересчур, а впрочем, решать вам, мое дело выполнять». Теперь все были довольны, что поддерживали отца Коллинза. Почва на строительной площадке была пропитана водой, как губка, и, чтобы осушить ее, пришлось потратить немалые деньги.

Священник вновь углубился в размышления, вспомнив колоссальный приток средств, который последовал за внезапной смертью Энн. Компания Стинсона вдруг резко изменила свою позицию и подарила епархии участок для строительства церкви, о чем много писали газеты Сиэтла. Торговая палата позаботилась о банковских кредитах для многообещающего проекта, который в долгосрочной перспективе сулил ее клиентуре непрерывный приток капитала. Городской совет по туризму пересмотрел свои планы с учетом изменившейся ситуации и изыскал средства на развитие инфраструктуры. Богатая почитательница Девы Марии из Калифорнии, пожелавшая остаться неизвестной, пожертвовала полмиллиона долларов. Средства на сооружение грота, расчистку пруда, обустройство прилегающей территории, пешеходные дорожки, скамейки и террасу из голубого песчаника выделила компания из Такомы, руководство которой тоже весьма трепетно относилось к Пресвятой Деве. Кроме того, как из-под земли появилось и предложило свои услуги великое множество невостребованных художников, скульпторов и прочих творческих работников, которые были рады возможности украсить новую церковь своими произведениями.

В городе близилось к завершению сооружение современного мотеля. На главной улице появилось новое кафе «Сельский уголок», которое славилось своими домашними пирогами. Территорию туристского городка расширили и благоустроили. Открылись три новые гостиницы «ночлег и завтрак». «МаркетТайм» отремонтировали и добавили отдел холодных закусок и пекарню. Неподалеку от закусочной Джипа появилась новая кофейня «Эспрессо на рассвете», где продавали пирожные и торты с французскими названиями, сухарики из стеклянной банки и сандвичи с деревенским хлебом. В центре города начали ремонтировать тротуары, расширять проезжую часть и приводить в порядок канализацию, а поскольку при этом все равно предполагалось снимать асфальт, планировалось заодно проложить высокоскоростные кабели. Консультант по туризму Аппельбаум предложил городу рекламное название: Североамериканский Лурд.

Перед резным панно из тисового дерева — это был триптих, изображающий Благовещение, Коронование Пречистой Девы Марии и Оплакивание Христа — стояла незнакомая отцу Коллинзу женщина. Она пристально разглядывала резьбу и, казалось, была всецело поглощена этим занятием, любуясь мастерством художника.

— Простите, — сказал отец Коллинз, — могу я быть вам полезен?

— Возможно, — не отрываясь от панно, ответила женщина. — Если постараетесь.

— Прихожане собираются рядом с лощиной, — сказал священник, кивнув в сторону ряда венецианских окон. — Это недалеко, сразу за гротом.

— Я не прихожанка.

— Кто же вы?

— Президент клуба поклонников Карла Молдена, отец. Неужели вы меня не узнаете?

Она обернулась и подмигнула. «Надо же так измениться!» — подумал отец Коллинз.

— Кэролин! — сказал он. — Вас действительно не узнать.

— Наберите двадцать фунтов, — сказала она, — и вы станете другим человеком. Очень рекомендую беглым преступникам и шпионам.

— Но вы не преступница и не шпионка.

— Рада, что вы так думаете.

— Я ошибаюсь?

— Если бы я к ним принадлежала, я могла бы считать, что толстею осмысленно и целенаправленно.

Отец Коллинз подошел поближе к панно и заложил руки за спину.

— Вы изменили прическу.

— Пришлось покраситься в этот жуткий черный цвет, — сказала Кэролин. — И постричься. После чего осталось напялить бесформенную куртку, подкрасить глаза — и я больше не я.

— Это сработало, — сказал священник. — Я бы вас не узнал.

Кэролин растерла румяна на скулах.

— Я приехала инкогнито не просто так. Не хочу иметь дело с ее чокнутыми поклонниками. Обезумевшими христианами с остекленевшими глазами. Но мне хотелось посмотреть, что будет сегодня. И я решила, что вы меня не узнаете.