активную продолжительную переписку с герцогом Филиппом II Орлеанским, инициатором которой, кстати, являлся французский принц королевской крови, полагавший, что Россия должна стать главным союзником Франции в европейской политике. На официальном уровне встреча двух августейших особ состоялась в Париже уже в регентство Филиппа Орлеанского над Французским королевством, когда Петр I находился в Париже в период с 7 мая по 20 июня 1717 года. Итогом встречи стал смелый геополитический проект: брак Людовика XV-го с дочерью Петра Елизаветой. Но со смертью обоих царственных персон (Филиппа в 1723, а Петра в 1725 году) от подобного замысла пришлось отказаться, поскольку в правление Екатерины I авторитет России, как государства, значительно снизился, хотя данный крипто-тамплиерский проект мог принести реальную пользу двум христианским монархиям, римско-католической и греко-православной, и, если угодно, являлся прообразом Священного союза, осуществившегося лишь столетие спустя в результате Наполеоновских войн. Смеем уповать, что новые архивно-исторические открытия, учитывая все вышеизложенное, позволят более четко высветить факт принадлежности регента Франции и Всероссийского императора к одной тайной тамплиерской структуре, существовавшей в тени французского двора и так или иначе восходящей к ученому-полимату священнику Общества Иисуса Афанасию Кирхеру.

Вообще, дружба царя Петра I с регентом Филиппом Орлеанским прекрасный пример того, как притягиваются две противоположности. Петра I можно смело назвать солдатским императором: он был прост в общении, довольствовался малым и повсеместно выделялся своей всеохватывающей и как губка впитывающей любознательностью, усиливаемой его железной волей; тогда как регент Филипп есть фигура уже начавшегося в последние годы жизни короля-солнца Людовика XIV-го и после его смерти декаданса Французской монархии, завершившегося Великой революцией в конце XVIII-го столетия; гедонизм Филиппа II Орлеанского сродни увеселениям патрициев заката Римской империи, когда оказался утраченным религиозный смысл оргий, а им предавались с той лишь целью, чтобы развеять скуку. То есть безумная роскошь и сопутствующая ей всесторонняя профанация на фоне нищающего и угнетаемого народа. Ничего не напоминает?.. В этом смысле Орден Храма, возрожденный герцогом Филиппом II Орлеанским, действительно становился убежищем для регента, святилищем его души, ярким и, возможно, отчаянным проблеском его ослабевающей воли к власти и жизни. Тем не менее, у герцога хватило творческой энергии на то, чтобы воссозданная им организация просуществовала в Версале на протяжении XVIII-го столетия, пока в начале следующего столетия ее не возглавил выдающийся великий магистр Бернар-Раймон Фабре-Палапра. Регент умер 2 декабря 1723 года в возрасте сорока девяти лет на руках своей возлюбленной госпожи де Фалари. Почти год он страдал от депрессии, вызванной смертью его нежно любимой матери, урожденной принцессы Елизаветы Шарлотты Пфальцской, случившейся 8 декабря 1722 года. Спустя год с небольшим после регента умирает 28 января (8 февраля по новому стилю) 1725 года император Всероссийский Петр Великий. К сожалению, основным и далеко идущим замыслам их монаршего и, как мы полагаем, крипто-тамплиерского альянса не удалось воплотиться в реальной жизни. К слову, некоторые маргонатические потомки герцога Филиппа Орлеанского принимали участие в деятельности ордена при Фабре-Палапра, а его внебрачный сын рыцарь Жан-Филипп-Франсуа Орлеанский (1702–1748) от любовницы Марии-Луизы-Мадлен-Викторины Ле-Бель де Ла-Буасьер, графини д’Аржентон (1684–1747), будучи великим приором Франции Мальтийского ордена с резиденцией в Тампле в Париже, одновременно занимал пост великого приора Суверенного Военного Ордена Иерусалимского Храма.

Несомненно, в память о знаменитом тамплиерском «Нептуновом обществе» Петра Великого выдающийся русский флотоводец адмирал Самуил Грейг (1735–1788), происходивший из знаменитого опального шотландского клана Мак-Грегоров, основал в 1779 году вместе с флотскими офицерами в Кронштадте франкмасонскую ложу «Нептун», досточтимым мастером которой он состоял до своей смерти, наступившей 15 октября 1788 года. В ознаменование чего братья ложи устроили пышную траурную франкмасонскую церемонию в Кронштадте, что возмутило императрицу Екатерину II, и ложа по ее указу прекратила свое существование в том же году. Однако эта ложа не нарушала традиции, заложенной Всероссийским императором Петром I, и работала по шведскому тамплиерскому обряду, почерпнутому из Устава строгого тамплиерского послушания барона фон Хунда. Она возобновила свою работу в Кронштадте (очевидно в честь двадцать пятой годовщины со дня смерти адмирала Самуила Грейга) 21 октября 1813 года с названием «Нептун к Надежде» и просуществовала до известного рескрипта царя Александра I о закрытии тайных объединений и сообществ от 13 августа 1822 года. Эта достопочтенная ложа уже работала по реформированному на Вильгельмсбадском конвенте Обряду строгого соблюдения и преобразованному в Исправленный шотландский Жана-Батиста Виллермоза. Особо отметим, что ложа «Нептун к Надежде» использовала бумаги и ритуальные записи прежней франкмасонской мастерской «Нептун», основанной адмиралом Самуилом Грейгом, но ни одно из этих объединений военно-морских офицеров не имело прямого отношения к «Нептунову обществу» царя Петра I. Разве что мы можем признать между ними простую символическую памятную связь, поскольку на уровне эгрегора, очевидно, ее уже не существовало. Но почему? Нам представляется, что к этому времени франкмасонство несмотря на свои тамплиерские аллюзии в церемониале уже достаточно разошлось с Орденом тамплиеров, действовавшим в строго христианской парадигме, пусть и довольно независимой от определенных конфессий. Ну а беда наших российских конспирологов (преднамеренная или нет) как раз и заключается в том, что они смешивают воедино все франкмасонские и парамасонские организации, хотя последние, как выясняется, могут располагать более древней и богатой историей, о чем свидетельствовал и Рене Генон, нежели само франкмасонство, реально возникшее на европейской авансцене только в 1717 году, взяв себе эмблемой циркуль и наугольник, известный символ средневековых организаций строительных подмастерьев «Компаньонаж».

«Телега Нептуна». Ухмылка Петрова. Вместо эпилога

Британский историк Эдвард Фриман (1823–1892) однажды метко выразился о том, что история — это политика, обращенное в прошлое. Перефразировав его скажем, что политика есть история, спроецированная на будущее. Ну в подобных изречениях англосаксонских мудрецов всегда в подтексте подразумеваются слова лорда Генри Джона Темпла Палмерстона (1784–1865), в свое время министра иностранных дел и премьер-министра Соединенного королевства: у Англии нет вечных союзников и постоянных врагов — вечны и постоянны ее интересы. Яд подобной сентенции когда-нибудь сыграет роковую шутку с одиноким островом, разжиревшим пристанищем пиратов всех времен и народов, непрестанно экспериментирующим над аборигенами в других краях и землях и повсеместно сующим свой нос. Но ведь переход истории в политику, а политики в историю как раз и осуществляется телегой или колесницей Нептуна, раз Нептун-Посейдон избран олицетворением быстротекущего века. Как уже говорилось выше, «Телега Нептуна», созданная по замыслу самого императора Петра I и по проекту Варфоломея Растрелли, увековечивала память о «Нептуновом обществе», стоявшем у истоков реформ, преобразивших Россию во Всероссийскую империю, пускай позднее обветшавшую телегу в верхнем парке Петергофа и заменила при Павле I скульптурно-фонтанная композиция «Нептун», в общем передающая ту же самую символику телеги, некогда появившейся в южнорусских степях