Карлик подошел к девушке, осторожно взял ее раненую руку, поцеловал пальцы и аккуратно перевязал рану извлеченным из кармана платком.

— Как ты думаешь, Джин, Лариса сумеет ускользнуть от Великих Домов?

— Книга наверняка отправила Хранителю сигнал тревоги, — негромко ответила девушка. — Если бы Лариса могла, она бы уже примчалась.

Нур слегка поморщился — он спрашивал не об этом и тут же развил свою мысль:

— Надеюсь, что девочка спасется. Она хороший маг, и мне было бы жаль ее потерять.

— Я плакать не буду, — подчеркнула Джин.

— Не позволяй чувствам вмешиваться в дело, — строго произнес карлик. — До добра это не доведет.

И резко обернулся, уловив легкие шаги в коридоре. Кто-то направлялся к библиотеке.

— Что случилось?

— Тс-с.

Но первым в дверь заглянул Дикси:

— Я не люблю обманщиков и воров, сэр, и буду счастлив произнести эпитафию на вашей могиле.

— Что происходит? — Волнение лорда передалось девушке. — О чем говорит голем?

— Тс-с.

Любого другого легкость приближающихся шагов ввела бы в заблуждение: походка хрупкой девушки или подростка. Но карлик был опытным бойцом и умел слушать по-настоящему: шаги принадлежали отнюдь не ребенку. К библиотеке подходил тяжелый танк. Нур подтолкнул негритянку к дальнему углу:

— Кажется, у нас проблемы.

— У вас еще есть время застрелиться, сэр, — заметил Дикси.

* * *

Муниципальный жилой дом

Москва, улица Тверская, 19 марта, пятница, 15:08

Тяжелый ночник, мирно стоявший на прикроватной тумбочке, плавно поднялся в воздух, замер, потешно покачался, выдергивая из розетки вилку, и, освободившись, медленно, с достоинством, облетел комнату. В следующий раз он остановился напротив старого трюмо, опять замер, словно изучая свое отражение в зеркале, и быстро вернулся на место.

— Вот так, — тихо сказал Матвей. Лидия Васильевна не отрываясь смотрела на успокоившийся светильник.

— Теперь вы знаете все, — продолжил Близнец. — Обо мне, о Троне и о том, почему погиб ваш сын.

— Знаю — не значит, что верю, — задумчиво отозвалась старуха.

— Понимаю, такую историю трудно принять…

— Не просто трудно, молодой человек, практически невозможно. — Зябликова пожевала губами. — Хотя… какой вы теперь «молодой» человек? — Она в упор посмотрела на Матвея. — Вы ведь старше меня?

— Лет на пятьдесят, я полагаю, — не стал скрывать Близнец.

— Ужасно.

Лидия Васильевна долго смотрела на свое отражение в зеркале, затем, еще дольше, на годившегося ей в деды мужчину, после чего спросила:

— Вы живете так долго благодаря этому?

Сухая рука указала на вытатуированных пауков.

— Внешнее проявление, — вздохнул Матвей — Все гораздо глубже. Наука мангладарцев…

— Не надо повторять.

Лидия Васильевна закрыла глаза.

«Все гораздо глубже». Куда уж глубже? Сорокалетний мужчина спокойно сообщает, что ему больше ста лет и он буквально на днях вернулся на Землю из другого мира. Сумасшедший? Зябликовой вдруг захотелось, чтобы было именно так: сумасшедший. Маньяк, психопат, безумец с ножом. Но Матвей сумел убедить ее в том, что говорил правду. Только правду, и ничего, кроме правды. Истину, будь она проклята!

Последнее проклятие было вызвано не завистью, которую старуха испытывала к Близнецу, ко времени, которого у него еще очень много, к насыщенной жизни, которую он вел. Нет. Это она приняла. Бессильную ярость вызвало предложение, которое сделал Матвей в конце своего рассказа. Холодное, обдуманное предложение, продукт жестокой логики и выверенного расчета. Лидия Васильевна не могла его принять. Никак не могла. Но была обязана согласиться с доводами Близнеца. С его безжалостностью и правдой — проклятой правдой! Другого выхода нет.

— Значит, — старуха откашлялась. — Значит, вы хотите забрать у меня Лену?

— Вы не сможете дать ей много, — с искренней грустью ответил Близнец. — Даже не так: вы не сможете ей дать ничего. Мы оба это знаем. Поверьте, Лидия Васильевна, мне больно и трудно говорить, но я вынужден. Вы стараетесь держаться, но вряд ли доживете до ее выпускного бала. А что будет, когда девочка останется одна? Совсем одна в мире, наполненном грязью, жестокостью и ложью. Возможно, Лена прорвется. Возможно — погибнет. Вы готовы сыграть в рулетку на судьбу вашей внучки?

— Я могу протянуть и дольше, — прошептала старуха. — Выдать ее замуж…

И замолчала. Потому что не верила.

— Я мог бы подождать, — вздохнул Близнец. — Но не уверен, что окажусь рядом в нужную минуту. Я покину Землю в ближайшие несколько дней, возможно, уже сегодня. И единственное, что я могу сделать, — взять Лену с собой.

— Мне кажется, что я вас ненавижу, — призналась Зябликова. — Ваш Трон сломал Вале карьеру, а потом убил его. Если бы Валя был жив, Аллочка никогда бы не стала наркоманкой и у Лены были бы нормальные родители. — Старуха глубоко вздохнула. — Вы погубили нашу семью, Матвей.

Лицо Близнеца исказилось от боли, но голос оставался спокойным и уверенным. Матвею было тяжело, он сам ненавидел себя за этот разговор, за свое предложение, за то, что он все равно сделает с Зябликовой то, что решил, независимо от ее согласия. Матвей ненавидел себя, но понимал, что и у него нет другого выхода.

— Я знаю, в чем виноват, а в чем нет, — через силу ответил Странник. — Когда мы прятали Трон, то и представить себе не могли, что посреди глухой тайги развернется грандиозная стройка. Мы не могли предвидеть, что бесчестный гэбист Александров решит продать артефакт, а Валентин Павлович проявит мужество и помешает ему. Да! Мы начали эту игру! Но ваш сын решил войти в нее самостоятельно! Потому что не мог иначе! — Близнец стиснул кулаки, отвернулся и несколько мгновений тяжело дышал, глядя на старые бархатные шторы. — Я чувствую вашу боль, Лидия Васильевна, и, верите вы мне или нет, разделяю ее. Но сейчас мы говорим о будущем ребенка.

— Из-за вас Лена потеряла все.

— Ваш сын потерял гораздо больше, — угрюмо бросил Странник. — Но, вольно или невольно, он помог Кафедре и заслужил нашу дружбу. Я считаю, будет справедливо, если Лена, дочь Валентина Павловича, увидит другие миры. Познает то, до чего обычным людям еще только предстоит дойти. Получит девять жизней. Девять, Лидия Васильевна! Не каждый отец оставляет такое наследство.

Старуха снова прикрыла глаза, а затем глухо спросила:

— Они красивые?

— Внешние миры?