Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проехав около километра, водитель остановился и пригласил нас в кабину. Мужчина, которому я отдала паспорта, указал рукой на вершину горы. Я посмотрела в ту сторону и увидела силуэт стоявшего там человека с карабином через плечо. Это был часовой. Мы ехали дальше, и мужчина все время показывал мне все новых и новых часовых.
Вдруг тишину разорвал резкий выстрел из карабина. Второй разнесся эхом от горных откосов.
Водитель тотчас же остановился. Оба мужчины побледнели от страха. Их страх усилил мой. Махтаб прижалась ко мне, точно пыталась забраться внутрь меня. В напряженном молчании мы ждали приближающегося солдата. На нем был мундир цвета хаки, стянутый в талии ремнем. Внезапно в моих руках оказались паспорта. Не зная, что с ними делать, я всадила их в сапог и ждала, прижав Махтаб еще крепче к себе.
– Не смотри на этого человека, – прошептала я ей, – ничего не говори.
Солдат осторожно подошел к окну машины, а дуло карабина направил на водителя. Сердце у меня остановилось.
Солдат что-то сказал на непонятном мне языке. Махтаб сжала свою ручонку у меня на ладони. Я боялась дышать.
Наконец спустя несколько минут, которые показались мне вечностью, солдат отошел. Наш водитель взглянул на своего товарища с явным облегчением. Видимо, он сумел наговорить солдату нечто правдоподобное.
Снова тряслись мы по ухабам, пока не выехали на автостраду. Нас то и дело обгоняли военные машины. Впереди показался контрольный пост, но, прежде чем мы к нему подъехали, водитель свернул на обочину и жестом приказал выйти. Речь явно шла о том, чтобы обойти пост.
Мы последовали за мужчиной по открытой местности – плоскогорью, покрытому снегом и льдом. Мы все время находились в поле зрения поста. Я чувствовала себя мишенью на стрельбище. Несколько минут мы брели по полю, пока не добрались до следующей автострады.
Я надеялась, что здесь нас заберет «джип» или та красная машина, о которой вспоминал Мосейн. Но вместо того, чтобы ждать на обочине, наш проводник повел нас по откосу вдоль дороги. Замерзшие, несчастные и дезориентированные, мы продолжали идти за ним. Махтаб топала своими маленькими ножками, и я ни разу не услышала от нее жалобы.
Так тащились мы около часа, пока у подножия крутой горы наш проводник не нашел ровное место в снегу. Он кивнул нам, чтобы мы сели и отдохнули. Жестами он приказал нам остаться здесь и дал понять, что вернется, а затем исчез.
«А, собственно, зачем ему было возвращаться? – подумала я с горечью. – Амаль заплатил этим людям с лихвой. Чего ради, скажите, этот мужчина должен возвращаться?»
Я не знаю, как долго мы находились там, ожидая, полные недоверия, волнения и отчаяния.
Вдруг я увидела «джип». За рулем сидел тот же человек, который разговаривал с солдатом. Он посмотрел на нас, но не подал виду, что узнал.
Махтаб молчала, но лицо ее выражало еще большую решительность, чем раньше: она возвращалась в Америку.
Этот человек не вернется. Сейчас я уже была уверена в этом. Подождем до наступления сумерек, а потом надо что-то предпринять. Но что? Двигаться самим на запад? Мать и дочь, самостоятельно пытающиеся пробраться через горы в Турцию! А может быть, лучше найти обратную дорогу на пост, сдаться, теряя иллюзии и даже жизнь? Или просто замерзнем здесь ночью и умрем.
Этот человек не вернется…
Я вспомнила рассказанную мне Элен (как давно это было!) историю об иранке и ее дочери, которых бросили так же, как и нас. Девочка умерла. Женщина едва выжила, но в результате этой трагедии потеряла все зубы. Я утратила покой.
Я была совершенно парализована холодом и паническими мыслями и поэтому не смогла заметить приближающийся красный автомобиль.
Этот человек вернулся! Он быстро посадил нас в машину и приказал водителю трогаться.
Спустя четверть часа мы приехали в какой-то дом возле центральной магистрали. Это было белое кирпичное здание с плоской крышей. Во дворе лаяла большая грязная дворняга, а едва одетые, босые дети бегали по снегу.
Везде было развешано белье. Оно свисало с веток деревьев, столбов и оконных фрамуг, напоминая жесткие замерзшие гирлянды.
Женщины с детьми откровенно разглядывали нас. Они все были хмурые, грязные и плосконосые. Курдийская одежда делала их почти квадратными.
– Поторопитесь! – сказал «человек, который вернулся».
Мы вошли в дом. Несколько женщин жестами показали, чтобы мы оставили там свою обувь. Голод и страх давали о себе знать. Все вокруг казалось нереальным, теряло контуры.
Потом нас провели в большое холодное и пустое помещение.
Мы сели на твердом полу, молча и настороженно присматриваясь к курдийским женщинам, которые, в свою очередь, смотрели на нас не очень доброжелательно.
Одна из женщин натопила печь и приготовила чай. Другая подала нам несколько кусочков твердого, замерзшего хлеба. Третья принесла одеяла. Мы плотно завернулись в них, но так и не смогли согреться.
«О чем они думают? – спрашивала я себя. – О чем разговаривают? Знают ли, что мы американки? А может быть, у курдов нет ненависти к американцам. Может быть, мы союзники, враги шиитского большинства?» «Человек, который вернулся» молча сел возле нас. Я не имела представления, как узнать о дальнейших планах.
Вскоре в комнату вошли мальчуган лет тринадцати и женщина в такой толстой юбке, какой я еще никогда не видела. Женщина подошла к нам и что-то сказала резким голосом парнишке. Я поняла, что она приказала ему сесть рядом с Махтаб. Он подчинился и смотрел на женщину, стыдливо ухмыляясь. Женщина, видимо, была его матерью. Она стояла над нами как часовой.
Мною овладевал страх. Что здесь происходит? Я была близка к панике.
Навалились воспоминания… Муди! Я видела его злую усмешку в мерцающих тенях на стене. Огонь в его глазах, когда он бил меня, когда ударил Махтаб, сейчас сверкал в пламени печи. Голоса курдов становились все громче, и я слышала в них полный бешенства омерзительный визг Муди.
Муди!
Это он вынудил меня бежать. Я должна была забрать Махтаб. Но, Боже мой, что, если ее встретит несчастье?
Неужели эти люди что-то замышляют? Неужели собираются отнять у меня Махтаб? Кто этот паренек и его злая мать? А может, они выбрали Махтаб невестой? Прошедшие полтора года убедили меня в том, что в этой причудливой стране все может случиться.
«Не стоило!» – кричала моя душа. Если они собираются продать ее или использовать для чего-нибудь иного, то не стоило убегать. Лучше я бы до конца жизни оставалась в Иране. Как я могла втянуть Махтаб в такую авантюру?!
Я старалась взять себя в руки, обуздать свое взбудораженное сознание, убеждая, что этот страх лишь результат мрачных видений, усталости и напряжения.
– Мама, мне не нравится здесь, – Махтаб тоже чувствовала странную атмосферу.