С неистовыми криками и воплями я устремилась к ним, скользя и оступаясь на склоне, но шимпанзе то ли не слышали меня, то ли не обращали внимания. Как бы то ни было, они сами подняли чудовищный шум, и Конрад отвратительно визжал от боли и ужаса. Я видела, как Дарий безжалостно молотит его кулаками по голове, а Пулул и Себестиан пригибают к земле.

Я побежала по дну долины к зарослям мескинго, не переставая орать, одной рукой стараясь нашарить в висевшей на плече сумке Усманов пистолет.

Их было восемь — взрослых самцов, напавших на Конрада, каждый во много раз сильнее здорового взрослого мужчины. Когда я преодолевала полосу ярко-зеленой травы на берегу ручья, мысль о том, что будет, если они на меня нападут, заставила меня остановиться и содрогнуться от нестерпимого страха. Мгновение я не двигалась. Потом услышала, как Конрад завопил еще громче и пронзительней и вдруг умолк…

Они все были по другую сторону ручья, у кустов мескинго, в безумном возбуждении наскакивали на простертого на земле Конрада. Я выстрелила в воздух, и они засуетились, галдя и вскрикивая. Дарий сломал ветку мескинго и начал лупить ею по земле. Америко и Пулул бросились ко мне через ручей, угрожающе жестикулируя, воя, скаля свои желтые зубы. Дарий встал на ноги, шерсть дыбом, руки широко раскинуты. Шум стоял невыносимый, какой-то преувеличенный, словно пилили металл, звуки вибрировали, отдаваясь эхом со всех сторон, дикие, рваные, хриплые.

— ВОН ОТСЮДА! — рявкнула я на них, прицеливаясь. — УБИРАЙТЕСЬ! УБИРАЙТЕСЬ! — Но что такое пистолет для Homo troglodites? И чем была для них я? Странная прямостоящая обезьяна, шумная, жестикулирующая, которая вдобавок им угрожает.

Еще двое пересекли ручей. Пулул ринулся было ко мне, но, сделав несколько шагов, остановился и попятился. Дарий визжал как безумный, неистово ломая ветки мескинго. Америко схватил камень со дна ручья и неуклюже, высоко бросил его в мою сторону. Пулул наскакивал и отскакивал, с силой бил кулаками по земле в двенадцати футах от меня. Гаспар медленно приближался ко мне справа. Я окинула взглядом кусты мескинго, надеясь увидеть Конрада.

И тут Пулул метнулся ко мне.

Первым выстрелом я попала ему в грудь, высоко сбоку, и он покатился по земле. Тогда Дарий перепрыгнул через ручей и бросился на меня. Когда он был в шести футах, я выстрелила ему прямо в лоб. Я увидела, как куски его черепа разлетелись по сторонам, словно брошенная вверх пригоршня монет. Я развернулась и выпалила в удиравших от меня Гаспара и Себестиана, но промахнулась. Остальные с воплями, в панике тоже помчались прочь из долины.

Вокруг снова стало тихо. Птицы молчали, слышалась только скороговорка воды.

Пулул был все еще жив. Я осторожно подошла к нему, одна нога у него слабо шевелилась и дергалась. Он лежал ко мне спиной, я увидела, что на месте выходного отверстия пули у него рана величиной с кулак. С расстояния в два фута я выстрелила ему в голову.

Дарий лежал на спине, раскинув руки, словно загорая. Весь череп выше глаз у него разнесло выстрелом, за головой тянулась комковатая бахрома из костных обломков и кровавой плоти.

Я перешла через ручей, чтобы посмотреть, что с Конрадом. Он лежал, скорчившись, залитый кровью, под кустом мескинго. Правая рука у него была оторвана по локоть, он угрожающе замахнулся на меня культей — жалкое зрелище. Кулаки и когти Дария превратили его лицо в красное заплывшее месиво. Но его карие глаза по-прежнему пристально смотрели на меня. Укоризненно? Умоляюще? Враждебно? Растерянно?

Я обошла его, пригнулась, чтобы он меня не видел, и с шести футов выстрелила ему в макушку.

Какое-то время я просто сидела на скале. Когда меня перестала бить дрожь, я смочила лицо водой из ручья. Потом насыпала в карман орешков мескинго, обошла стороной тела Дария и Пулула и зашагала в деревню, где меня терпеливо ждал Джоао.

Я чувствовала себя значительно лучше. Я была рада, что убила Дария и Пулула. Я была рада, что оказалась на нужном месте и смогла прекратить мучения Конрада. Ко мне быстро вернулись выдержка и спокойствие. Я знала, что меня никогда не будет мучить совесть, потому что раз в жизни я поступила правильно.

С войнами шимпанзе было покончено.

Я смотрю на берег. Его только что, как из душа, окатило дождем. На солнце видно, как от теплых тиковых досок у меня на веранде поднимается пар — можно подумать, что под ними кипит котел. Над морем небо заставлено мягкой бесформенной облачной мебелью: зачехленными стульями, оседающими, худеющими на ветру диванами, ватными взрывами подушек. Ветер уносит их прочь и оставляет берег для всех, и для меня в том числе, вымытым и гладким.

Дом, в котором я живу, как вы уже догадались, принадлежал Усману. Ко мне он перешел как бы по наследству. Большую часть денег, полученных при увольнении из Гроссо Арборе, я потратила на ремонт и въехала, как только починили крышу. Мне оправили в рамки красивые чертежи его мушиных аэропланов, теперь они висят над книжными шкафами у меня в гостиной. Летательные аппараты Усмана, который мечтал о космосе.

А это были только мечты. Я купила книгу (сама не знаю, почему, наверное, потому, что по нему скучала) — про историю освоения космоса. Если подумать, изумляться тут было нечему, но, честно сказать вам, я была поражена, когда из нее узнала: астронавтов-египтян не было. Ни одного. Были из Вьетнама, Индии, Сирии, Мексики и Саудовской Аравии, но никого — из Египта. Однако ложь Усмана меня не тревожит: на мгновение мечты околдовали его и это делает их частью действительности — в каком-то смысле. Мгновения, которые он прожил в зачарованном сне, делают этот сон по-своему достоверным.

Я много думала об Усмане в последнее время. Недавно все газеты кричали о весьма странной истории. В одной латиноамериканской стране, когда МиГ-15 «Фагот» разбился при взлете, возник вопрос о выплате страховки. Уполномоченные лица стали расследовать обстоятельства катастрофы и выяснили по серийным номерам на каких-то деталях, что этот же самолет разбился у нас год назад: у него отказали приборы, когда он возвращался после выполнения задания над позициями ФИДЕ на центральной возвышенности. Тогда самолет исчез бесследно.

Потом стало известно, что, хотя по официальным данным из-за неполадок с приборами разбились восемь МиГов, были обнаружены обломки всего лишь трех. Запахло скандалом, в воздухе реяли обвинения весьма неприятного свойства. Тогдашний министр обороны был вынужден уйти в отставку из-за контактов с неким ближневосточным торговцем оружием. Доказать ничего нельзя, но имеются серьезные подозрения, что в период, когда война была в разгаре, пилоты систематически угоняли эти истребители за границу, где их перекрашивали и тайно продавали.

Разумеется, я понимаю, что приборы могут по-настоящему отказать, что самолеты действительно падают, но — кто что знает? Как можно быть в чем-то уверенным? Но я верю в свою интуицию, и меня не покидает странное чувство, что в один прекрасный день бывший владелец этого домика может наведаться в него и посмотреть, что в нем изменилось.