Венсан сказал себе, что у Ломбара хватало врагов. Скверная новость. Он не стал просматривать остальные страницы примерно того же содержания, решив прочесть их потом, однако пробежал следующий параграф.

Тебе, может быть, интереснее всего будет узнать о серьезном конфликте между Ломбаром и рабочими завода «Политекс», что возле границы с Бельгией, в июне 2000 года. В начале 1950-х годов предприятие стало выпускать первое во Франции синтетическое волокно, заняв на производстве тысячи рабочих. К концу 1990-х их осталось сто шестьдесят. В 1991-м завод выкупила межнациональная группа и тут же продала как убыточный. Он якобы потерял рентабельность в сравнении с другими, производившими более дорогое волокно. Однако это было не совсем так. Высокое качество волокна славилось среди хирургов, у него был свой прочный рынок сбыта. Поэтому многие репренёры[40]оказались преемниками и филиалами группы Ломбара.

Для рабочих межнациональное объединение по типу группы Ломбара, внедренное в производство фармацевтики и медицинского, в частности хирургического, оборудования, стало неожиданностью. Они уже хотели в это поверить. Все предыдущие репренёры прибегали к привычному шантажу: урезание зарплаты, увеличение рабочего дня, работа по выходным и праздникам… Ломбар этих традиций не нарушил. Поначалу он требовал еще больших усилий. На самом деле группа выкупила завод только с одной целью: получить патент на продукцию. Пятого июля 2000 года коммерческий суд Шарлевиль-Мезьера объявил об официальной ликвидации завода. Для рабочих решение суда явилось жесточайшим разочарованием. Оно означало увольнение без компенсации, немедленное прекращение работы и ликвидацию материалов. Разгневанные рабочие захватили предприятие и заявили, что готовы вместе с ним взлететь на воздух и вылить в Меузу 50 000 литров серной кислоты, если их требования не будут приняты. Рабочие прекрасно знали, какое оружие находится у них в руках. Ведь завод относился к категории «Seveso».[41]Там было столько токсических веществ, что пожар или взрыв мог вызвать экологическую катастрофу.

Власти отдали приказ немедленно эвакуировать жителей соседнего города, сотни полицейских заняли позиции вокруг завода, а группу Ломбара обязали немедленно начать переговоры при содействии профсоюза. Противостояние длилось пять дней. Поскольку переговоры не начинались, рабочие спустили 5000 литров серной кислоты, символически выкрашенной в красный цвет, в один из впадавших в Меузу ручьев и пригрозили, что через два часа отправят туда еще порцию.

Политики, профсоюзные деятели и власти заявили о неоправданном экотерроризме. Крупная вечерняя газета на полном серьезе напечатала статью под заголовком «Случай социального терроризма», где говорилось о талибах-самоубийцах. Особая ирония заключалась в том, что в течение десятилетий «Политекс» слыл самым крупным загрязнителем Меузы и ее окрестностей. Дело кончилось тем, что тремя днями позже завод снова был выкуплен группой международных и местных инвесторов. Так ничего и не добившись, рабочие разошлись по домам с поджатыми хвостами. Очень возможно, что некоторые из них так и не смирились.

Вот и все, чем я располагаю на данный момент. Продолжаю поиски. Спокойной ночи, Венс.

Эсперандье нахмурился. Если на то пошло, то почему именно сейчас? Через восемь лет? Разве кого-нибудь из рабочих посадили в тюрьму? Они кончили там свои дни после многих лет безработицы, оставив семьи, сгорающие от ненависти? Он пометил в блокноте, что надо ответить на эти вопросы.

Эсперандье покосился на угол экрана, где обозначалось время. Двадцать ноль три. Он выключил компьютер, потянулся на стуле, потом достал из холодильника бутылку молока. В доме было тихо. Меган давно спала, Шарлен вернется не раньше чем через несколько часов, няня ушла. Опершись на раковину, он проглотил анксиолитик и запил его молоком из бутылки. Повинуясь внезапной мысли, он стал искать имя изготовителя на коробочке и констатировал, что принимает лекарство от тревожного состояния, выпущенное группой Ломбара, которая его в это состояние и загнала!

Потом он поразмыслил, где бы еще добыть информацию о Ломбаре, и подумал об одной своей знакомой в Париже, блестящей женщине, с которой был знаком еще с полицейской школы. Она, как никто другой, была мастером пикантных разоблачений.

— Мартен, иди-ка посмотри.

Они перерывали весь дом. Сервас занимался маленькой комнаткой, где, судя по густому слою пыли, уже лет сто никто не жил. Он открывал шкафы и ящики, поднимал подушки и матрасы и как раз пытался отвинтить металлический щиток, ограждающий огонь в камине, когда через открытую дверь снова услышал голос Ирен.

Сервас вышел на лестничную площадку последнего этажа. Напротив него, с другой стороны коридора, наверх вела маленькая наклонная лесенка с перилами, наподобие корабельного трапа. За ней зиял открытый люк, из которого, прорезая полутьму площадки, шел луч света.

Сервас поднялся по ступенькам и сунул голову в люк.

Посередине комнаты стояла Циглер и делала ему знак подойти.

Под самыми стропилами наверху располагалось красивое просторное помещение, служившее жилой комнатой и кабинетом. Сервас пролез в люк и ступил на дощатый пол. Комната была обставлена и украшена как горное шале: шкаф, кровать с выдвижными ящиками возле окна, стол в виде бюро — все выполнено из неструганого дерева. На одной стене — огромная карта Пиренеев, со всеми долинами, деревнями, дорогами и вершинами. С самого начала Сервас спрашивал себя, где же спал Шаперон, поскольку ни одна комната не выглядела жилой. Теперь ответ был у него перед глазами.

Взгляд Циглер цепко обшаривал помещение. Сервас тоже огляделся… Шкаф открыт…

Внутри болтаются пустые вешалки, на полу куча одежды.

По столу разбросаны бумаги.

Выдвижной ящик под кроватью зияет, как чей-то разинутый рот, в нем виднеется перерытое нижнее белье.

— Вот оно что, — пробормотала Циглер. — Что же все-таки здесь случилось?

Сервас заметил деталь, которая раньше ускользнула от его внимания:

на столе,

среди разбросанных бумаг,

лежала вскрытая коробка из-под патронов.

В спешке Шанерон уронил один из них на пол.

Они огляделись…

Мэр удирал,

словно за ним по пятам гнался дьявол.

Он боялся за свою жизнь.

Девятнадцать часов. Диана вдруг почувствовала, что хочет есть, и помчалась в маленькую столовку, где по вечерам кормили тех сотрудников института, кто не уходил домой. Она поздоровалась с двумя охранниками, обедавшими за столиком у входа, и взяла поднос.