даты. И по русским источникам Тохтамыш умер в Тюмени. «Аноним Искендера» ошибся, по крайней мере, на 7–8 лет, так как, согласно Шереф-ад-дину Али Иезди, Тохтамыш в Реджебе 807 г. х. (= январь 1405), за несколько недель до смерти Тимура, отправил к нему в Отрар в качестве посла одного из старейших своих нукеров — Кара-ходжу[738]. Рассказывая о целях этого посольства, Шереф-ад-дин характеризует Тохтамыша как скитающегося по степям, брошенного прежними соратниками, совершенно растерявшегося человека.

Что посольство это не было случайным, а соответствовало перемене отношений между Тимуром и Тохтамышем, видно из рассказа их современника Рюи Гонзалеса де Клавихо, кастильского посла ко двору Тимура в Самарканд. По словам Клавихо, «Токтамишь, император Татарский, и Тамурбек помирились и стали вместе стараться обмануть Эдигуя». Несколько ниже Клавихо еще раз подтверждает эту перемену в отношениях: «Этот Токтамишь и сыновья его живы и в дружбе с Тамурбеком»[739].

Едигей, однако, после поражения на Ворскле не давал Тохтамышу никакой передышки, преследуя его повсюду. По словам Ибн-Арабшаха, «дошло до того, что они сразились между собой 15 раз, [причем] раз тот одержит верх над этим, а другой раз этот над тем»[740]. Только в шестнадцатый раз победа окончательно склонилась на сторону Идике, и Тохтамыш «пал убитый»[741].

Насколько тогда силен был в военном отношении Едигей, видно из слов того же Клавихо: «Этот Едигей водит постоянно в своей Орде более двухсот тысяч всадников»[742].

Прав ли «Аноним Искендера», когда говорит, что Тохтамыш умер естественной смертью, сказать трудно. Так или иначе, но Тохтамыш, причинивший столько зла Руси и народам Мавераннахра, окончательно сошел с исторической сцены вскоре после отправления своего посольства к Тимуру в Отрар в январе 1405 г.

В русской историографии давно сложилось представление о Едигее как об одном из наиболее коварных и хищных ордынских правителей. Это представление покоится на наиболее ценном и полном источнике по истории русско-татарских отношений конца XIV и начала XV в. — русской летописи. Говорим — «наиболее ценном и полном источнике», так как восточные (арабские и персидские) источники почти совсем не касаются русско-татарских отношении и заключают в себе важные сведения о Едигее, относящиеся к первому и последнему периодам его деятельности, а в остальном касаются лишь золотоордынской обстановки и отношений Золотой Орды со Средней Азией и Кавказом. Характерно, что восточные источники никакой симпатии к Едигею не проявляют и склонны считать его человеком неверным, который легко изменяет своему слову. Исключение в известной мере представляет Ибн-Арабшах, да и то потому, что он очень не любил Тимура, в силу чего готов был оправдать любого его противника. Едва ли в исторической науке мог бы сложиться иной образ Едигея, если бы не было его идеализации по другой линии.

Дело в том, что, параллельно с исторически существовавшим Едигеем, есть еще Едигей — герой ногайского эпоса, причем эпоса явно феодального, составленного в угоду кочевой знати. Переносить характеристику личности Едигея из этого бегско-феодального эпоса в историю, из легенды в историческую действительность — значит совершать большую ошибку, искажать историю, что иногда и делается в националистически-шовинистической историографии, служащей только интересам пантюркистов.

О Едигее имеются небезынтересные мысли у И.В. Бартольда в статье «Отец Едигея»[743]. В.В. Бартольд далек от идеализации личности Едигея. Он писал, что если отрешиться от легенды и придерживаться истории, то основной чертой его характера явится неверность. «Покинув Урус-хана, — пишет В.В. Бартольд, — и порвав с отцом ради Тохтамыша (был ли он нукером последнего, как уверяет Абулгази, из истории Тимура не видно), Едигей потом изменил самому Тохтамышу и слова примкнул к Тимуру в 1391 г.»,[744] которому он позже опять изменил.

Из восточных авторов один Ибн-Арабшах дает описание наружности Едигея: «Был он очень смугл [лицом], среднего роста, плотного телосложения, отважен, страшен на вид, высокого ума, щедр, с приятной улыбкой, меткой проницательности и сообразительности»[745].

На исторической арене Едигей появился почти одновременно с Тохтамышем. Согласно Шереф-ад-дину Али Иезди, в то время как Тимур находился в окрестностях Бухары, а Тохтамыш в 778 г. х. (= 1376–1377) бежал после поражения, нанесенного ему сыном Урус-хана — Токтакия, в ставке Тимура появился Едигей, один из эмиров Улуса Джучи, бежавший от Урус-хана с известием, что последний с большим войском двинулся против Тохтамыша[746].

Это было время дружеских отношений между Едигеем и Тохтамышем. В дальнейшем Едигей служил до 1391 г. Тимуру, помогая ему в борьбе с Тохтамышем. После победы над Тохтамышем Едигей, как мы видели выше, вместе с Тимур-Кутлугом и Кунче-огланом обманным путем ушел в родные кочевья, движимый жаждой власти. Едигею нельзя отказать в кипучей энергии. Не теряя времени, он искал способа стать фактическим правителем Золотой Орды. Он хорошо знал, что, не будучи чингисидом, он не может претендовать на ханский престол, почему и желал иметь подставного хана в лице Тимур-Кутлуг-оглана, внука Урус-хана. По словам Ибн-Араб-шаха, «он не мог присвоить себе названия султана, потому что таким, будь это возможно, [непременно] провозгласил бы себя Тимур, завладевший [всеми] царствами. Тогда он [Идигу] поставил от себя султана и в столице возвел [особого] хана»[747]. Еще более определенно в этом смысле высказывается Рогожский летописец. Вот как он характеризует положение Едигея в Золотой Орде: «Преболи всех князей ординьскых, иже все царство един держаше, и по своей воле царя поставляше, его же хотяше»[748]. Положение Едигея в Улусе Джучи точно определяет ярлык Тимур-Кутлуга от 800 г. х. (= 1397–1398): «Мое — Тимур-Кутлугово слово: правого крыла [и] левого крыла уланам, тысяцким, сотским, десятским бегам во главе с темником Едигеем»[749]. Таким образом, согласно ярлыку, он является главой всего войска Улуса Джучи.

Возвратимся, однако, к правлению Тимура-Кутлуга. Следует вспомнить, что именно с его именем и связан самый ценный ярлык из небольшого числа сохранившихся от Золотой Орды. Мы имеем в виду так называемый подтвердительный тарханный ярлык, данный Тимур-Кутлугом в 800 г. х. (= 1397–1398), в первый год царствования. Несмотря на значительную разруху в Золотоордынском государстве, в связи со всеми вышеупомянутыми распрями, государственный аппарат по взиманию с населения разных налогов, податей и повинностей продолжал действовать. Не входя в рассмотрение содержания ярлыка и его исторического значения, что не раз являлось предметом исследования, следует только обратить внимание на одну сторону вопроса. Ярлык выдан на имя некоего землевладельца Мухаммеда, сына Хаджи Байрама, жившего в окрестностях Судака. Ярлык подтверждает тархан, который в семье указанного лица переходит из поколения в поколение. Особенностью тархана является то, что только землевладелец освобождается от