Чтобы отвлечься, Харп мысленно вновь повторил весь ход своих рассуждений относительно того, каким образом фрагменты рисунка, что принес с собой в поселок северянин, могли оказаться в разных местах, расположенных на значительном удалении друг от друга. Все как будто сходилось. Не было только ответа на вопрос, почему Мидл отдал Харпу лишь один фрагмент, если у него имелись оба недостающие? А если последний фрагмент находится не у Мидла, то у кого же в таком случае? Знает ли об этом Мидл? А если знает, то почему молчит?..

Вопросы множились в геометрической прогрессии. Стоило Харпу задуматься над одним из них, как из него тотчас же вылезали два, а то и три других, как-то взаимосвязанных друг с другом. При этом оставался еще самый главный вопрос: ключом к чему считал северянин рисунок? И, если рисунок был столь значим для него, почему он решил с ним расстаться?..

Тут Харп счел необходимым остановиться. Продолжая в том же духе, он рисковал утонуть в ворохе вопросов, на которые не было ответов. Разумнее было просто запастись терпением и дождаться утра, обещавшего много интересного.

Харп удивился, но ничего не сказал, когда, не проспав и четырех часов, Марсал вышел из спальни.

Вид у него при этом был весьма далек от совершенства: взгляд, как у сомнамбулы, черные круги под глазами, всклокоченные волосы, да в завершение всего еще и отросшая за сутки густая щетина. Бросив на Харпа недовольный взгляд, как будто именно он был повинен в том, что ему пришлось подняться раньше времени, Марсал прошел к теплогенератору.

Дверь за собой Марсал закрывать не стал, и Харп, не поднимаясь со своего места, мог видеть, как он сначала ополоснул лицо водой из ковшика, а затем, наклонившись, вылил остатки на затылок.

Вернувшись в комнату, Марсал тяжело опустился на табурет по другую сторону стола. Похоже, он намеревался продолжать игру в молчанку. Харпа такой вариант не устраивал, поэтому он и заговорил первым:

– Что поднялся так рано?

– Не спится, – мрачно буркнул Марсал.

– А что так? – Чтобы изобразить удивление, Харп чуть приподнял левую бровь.

– Да так… – раздраженно махнул рукой Марсал.

Прозвучало это как «Не твое дело». Поэтому Харп не стал больше ни о чем расспрашивать.

Было глупо сидеть за одним столом и сосредоточенно пялиться в пустоту, делая вид, что ты настолько занят собственными мыслями, что тебя нисколько не интересует, о чем думает твой сосед.

Памятуя, что ему еще предстоит обсудить с Марсалом его отношение к назначенной на утро церемонии, Харп дважды сделал попытку завести разговор, начиная с какой-нибудь совершенно безобидной темы. Но всякий раз своими намеренно короткими, словно обрубленными с обоих концов репликами, звучащими в ответ на слова Харпа, Марсал давал понять, что не имеет желания говорить вообще о чем бы то ни было.

Глядя на то, как Марсал то зевает, то трет пальцами глаза, то прикладывается головой к стене, Харп наконец не выдержал:

– Ты что, решил всю ночь не спать?

– А что? – недовольно глянул на него Марсал.

– А то, что сейчас из тебя такой же часовой, как из гарпуна, стоящего у стенки, – одна видимость.

Марсал посмотрел на Харпа, как на старого зануду, которому дай только повод побрюзжать.

Харп все правильно понял. Медленно втянув воздух через ноздри, он задержал дыхание и не спеша сосчитал до десяти, после чего так же медленно выдохнул.

Тот, кто утверждает, что таким способом можно успокоиться и собраться с мыслями, должно быть, никогда не испытывал настоящего раздражения и злости, вот-вот готовой взорвать тебя изнутри. И все же Харпу удалось сдержаться. И, как ни странно, именно потому, что Марсал намеренно старался вывести его из себя. Так мог поступать лишь несчастный, задавленный собственными комплексами человек, наивно полагающий, что можно самоутвердиться, начав относиться с презрительным сарказмом к тому, кем еще недавно восхищался.

– Иди спать, – ровным, бесцветным голосом произнес Харп.

При этом он даже не взглянул на Марсала, однако слова его прозвучали не как дружеский совет, а как прямой приказ, который невозможно просто так проигнорировать.

– Сейчас твое время, – буркнул в ответ Марсал, чтобы не броситься выполнять распоряжение Харпа незамедлительно.

– Я хорошо выспался. – Харп взял со стола кружку с отваром камнелипки и сделал из нее большой глоток.

Он по-прежнему не глядел в сторону своего собеседника, и Марсал был этому только рад. Он отлично помнил, каким невыносимо холодным и колючим может стать взгляд Харпа, когда он того захочет.

– Ну, хорошо…

Марсал пожал плечами, залпом допил оставшийся в кружке отвар и, поднявшись с табурета, направился к дверям в спальню.

Когда он уже раздвинул дверные створки, Харп негромко произнес у него за спиной:

– Посуду со стола убери.

На мгновение Марсал замер, держась руками за каркас, на который была натянута полимерная пленка. Затем он повернулся, подошел к столу и стал собирать с него грязную посуду, оставшуюся после трапезы Харпа.

Харп разбудил Марсала, когда до рассвета оставалось восемь часов. Он спал уже около десяти часов, и, как полагал Харп, этого было вполне достаточно, чтобы провести остаток ночи в бдении.

Марсал сел на постели, протер глаза, ладонями пригладил топорщащиеся на затылке волосы, негромко кашлянул, чтобы прочистить горло, и, взяв из рук Харпа гарпун, вышел из спальни.

Все это произошло при полном молчании с обеих сторон. Марсал демонстративно не желал разговаривать с Харпом. А Харп за то время, что просидел за столом, попивая отвар камнелипки, так и не придумал, как лучше подойти к Марсалу, чтобы хотя бы временно ослабить возникшую между ними напряженность. А раз так, единственное, что оставалось Харпу, чтобы удержать Марсала под контролем, это жестко и даже, если возникнет необходимость, жестоко подавлять все попытки к неповиновению. Утром он, если потребуется, за шиворот потащит Марсала через весь поселок к храму Сущего, где должна состояться намеченная Старполом церемония.

На этот раз Харп и сам не заметил, как заснул. В голове у него еще крутились обрывки мыслей, так или иначе связанных с тем, что ожидало его утром, а сознание уже начало заволакивать серой дремотной пеленой. Харп не стал противиться и, расслабившись, медленно поплыл по волнам сна.

Сны, снившиеся Харпу, теперь разительно отличались от тех, что он видел в начале ночи. Что именно это было, Харп забудет при пробуждении. Но у него останется чувство приятной легкости и тепла, которое можно ощущать не только телом, но и душой.

А вот пробуждение оказалось далеко не идиллическим. Харп проснулся, когда кто-то сильно толкнул его в спину и крикнул:

– Поднимайся!