– Вы слышали о спартанце, перехваченном сегодня моряками? – вдруг спросил центурион.

– Нет.

– Его имя – Дамипп. Оказалось, что его послал Эпикид на переговоры с Филиппом Македонским.

Все заинтересовались.

Ганнибал и Филипп были уже какое-то время в союзе; а два года назад македонский царь нападал на римские колонии в Иллирии. Он был разбит, но его враждебность к Республике не угасла. Нет ничего удивительного в том, что Эпикид, который, как и большинство сиракузцев, имел греческие корни, собрался заручиться помощью Филиппа.

– Насколько я понимаю, Дамипп не скоро попадет к Филиппу, – проговорил Урций с ухмылкой.

Следом ухмыльнулись все бойцы.

– Надо думать, не попадет, но Эпикид очень хочет его выкупить, – ответил Коракс. – Через несколько часов после захвата спартанца из стен прислали гонца.

– Конечно, консул не собирается его отдавать? – спросил Урций.

– Тут дело непростое, гастат. Спарта поддерживает Этолийский союз. Наш Сенат склонен к присоединению к этому союзу, потому что всегда полезно иметь друзей на греческом побережье, особенно если придется вести боевые действия против Македонии. Отдав Дамиппа, мы будем иметь больше шансов, что этолийцы более благосклонно посмотрят на наши предложения дружбы.

«Коракс полностью завладел вниманием гастатов», – подумал Квинт, увидев круг сосредоточенных лиц. Как с простыми солдатами, с ними никогда не делились подобными сведениями и соображениями. Посвятив их в тайны высокой политики, центурион углубил преданность своих людей – хотя они сами этого не сознавали. Юноша видел его тактику, но тем не менее сам поддавался ей. Коракс был превосходный командир и воин. Он вел солдат за собой и всегда подвергал себя тем же опасностям, что и своих подчиненных. «Он смотрит на нас, как на своих капризных детей, а в ответ, – с чувством подумал Квинт, – мы любим его».

– Зачем вы нам это говорите? – Озвученный Урцием вопрос был в голове у каждого.

– На днях вы жаловались на скуку.

Урций покраснел, а Квинт стал с преувеличенным интересом рассматривать шнурок своей сандалии.

Коракс усмехнулся.

– Успокойтесь. Это не наряд вне очереди. Марцелл согласился поговорить с сиракузцами насчет Дамиппа. Встреча состоится в башне Галеагра.

– В Галеагре? Напротив нашего участка?

Квинта раздражала привычка Плацида говорить очевидное. Но Коракс не осадил его.

– Верно. Возможно, потому Марцелл и подумал, что будет неплохо, если наша манипула выделит центурию, чтобы сопровождать его представителей на переговоры.

Гастаты выразили свой энтузиазм по этому поводу, и Коракс улыбнулся.

– Все довольно просто, братцы. Никаких стычек не возникнет, если только не случится чего-нибудь непредвиденного. У вас будет возможность увидеть стены вблизи без опасения получить по черепу камнем из катапульты, вы сможете оценить солдат, которые будут с послами Эпикида.

– Для нас это большая честь, – сказал Квинт. – Когда состоится встреча?

– Завтра. Сразу после восхода солнца, пока не очень жарко.

– И какие еще войска там будут?

– Центурия экстраординариев. Все вы знаете, что мнит о себе компания этих болванов, так что ваша амуниция должна быть, как на плацу. У кого будет что-то не в порядке, того я накажу.

Гастаты тихо заворчали, недовольные дополнительными хлопотами, которые возложил на них центурион, но в целом были рады. Перспектива увидеть вражеские укрепления вблизи возбуждала, а что лучше всего, подумал Квинт, там не будет Перы.

Коракс проинспектировал свою центурию, когда солнце еще только начало появляться из-за горизонта. Они построились на квадратной площадке, образованной их палатками и загонами для мулов – шесть шеренг по восемь человек. Пятнадцать велитов стояли отдельно в стороне. Считалось, что в центурии должно быть восемьдесят солдат, но Квинт не помнил, когда бы такое было на самом деле. Четверо лежали в лагерном лазарете с лихорадкой или воспаленными глазами. Двое оправлялись после ранений, остальные погибли. Должно было прийти пополнение, но никто не знал, когда. Легионы в Сицилии Сенат не считал приоритетными.

Несмотря на свою убывающую численность, гастаты выглядели хорошо, признал Квинт. По три пера на сверкающих шлемах тихо колыхались на утреннем ветерке. Кольчуги, обычно потемневшие от ржавчины, сверкали серебром. От яростного полирования бронзовые части на поясе и перевязи казались золотыми. В результате и гастаты стояли как будто с более гордым видом.

Когда центурион начал осмотр, Квинт ощутил нервозность. В походных условиях не часто случались развлечения, одним из которых была сегодняшняя проверка амуниции, а парадов практически не случалось. Прошло столько времени с тех пор, как ему приходилось готовить свою амуницию для представления под орлиный взгляд Коракса, что он боялся забыть какую-нибудь мелочь. Похоже, и остальные испытывали такое же затруднение. Через каждые несколько шагов командир выражал свое недовольство недостаточно начищенным ремнем или заметным отпечатком пальца на умбоне щита. Впрочем, к удивлению Квинта, в отношении него центурион не высказал никакой критики. Юноша шепотом поблагодарил за это Урция. Его друг, тоже переживший осмотр Коракса, помогал ему подготовиться.

Тем, у кого обнаружились изъяны в амуниции, центурион дал короткое время на их устранение, остальным была дана команда разойтись. Когда провинившиеся, наконец, заслужили его одобрение, он повел подразделение на открытое место у самого лагерного вала. Гастаты прибыли за несколько мгновений до того, как пришли экстраординарии, что было приятно. Их командир нахмурился, когда Коракс приветствовал его, что увеличило злорадство гастатов. Квинт заметил Саттиона; тот выглядел таким же раздосадованным, как и его центурион, что они пришли вторыми. «Так тебе и надо, – подумал юноша, – хмурый болван».

Но его настроение упало, когда появились переговорщики. И его раздосадовали не два трибуна, а шедший вместе с ними Пера. Как всегда, с самодовольным видом, он сиял панцирем и шлемом с поперечным гребнем.

– Без этого шлюхиного сына никуда, – шепнул Квинт приятелю.

– Он родственник Марцелла. Что еще сказать?

Попытка Урция утешить друга имела некоторый успех. Тем не менее Квинт сдвинул свой шлем чуть пониже на лоб и уставился в землю. Увидев Коракса, Пера должен был понять, что он здесь, но если не показываться на глаза, ничего плохого не может случиться… Или может?

Посольство отправилось во главе с экстраординариями, как положено войску на марше. Пера и трибуны держались за солдатами-союзниками вместе с несколькими трубачами, писцами и рабами. Коракс со своими гастатами следовал за ними, а велиты двигались в арьергарде. Посольство шло по самому безопасному маршруту, по дорожке внутри римских укреплений. Только приблизившись к башне Галеагра, оно вышло через ворота на ничейную полосу. К чести экстраординариев, они не сбавили шаг, но это не остановило мурашек, пробежавших по спине Квинта, когда он вышел из укрытия. На лицах товарищей виделось напряжение, и даже Коракс, казалось, нервничал.