скалы на скалу, стали спускаться дальше. Киики были в расстоянии не более четырехсот шагов и, видимо, не замечали нас, находившихся как раз против них, на краю страшной пропасти.

Стрелять или нет, подумал я, и решил лучше еще спуститься, но было поздно: Хасан выстрелил. Глухой звук выстрела разнесся по ущельям и продолжительным, раскатистым эхом долго переливался по горам. Киики вздрогнули, насторожились и вдруг в один момент огромными прыжками бросились вправо от нас. Хорунжий выстрелил, но, очевидно, промахнулся. Один киик остановился и, вдруг переменив направление, стал подниматься с правой стороны, прямо на нас.

Мы притаились за камнями.

Ровные щелчки его крепких копыт о камни уже ясно долетали до нас; громкое сопенье, как от паровоза, которое всегда сопровождает киика во время бега, слышалось сильнее и сильнее, и вдруг справа от меня, шагах в сорока пяти, появилась его мощная, серо-бурая, стройная фигура. Громадные рога загибались далеко за спину, длинная борода была почти прижата к груди; пораженный неожиданностью неприятной с нами встречи, он как бы вдруг окаменел и сделал быстрый поворот.

Мы с хорунжим выстрелили почти разом.

Стремглав, увлекая за собою целые глыбы камней, полетел киик в зиявшую черную пропасть, оставляя за собою целый столб пыли.

Иногда видел я, как он, ударившись о камень, делая чудовищный сальто-мортале, отлетал в сторону и снова катился вниз. Наконец, около арчи, запутавшись ногами в ее корнях, торчащих над землею, он недвижно лег. Между тем новый выстрел Хасана заставил нас отвлечься на минуту от убитой добычи, но никто не появлялся, и мы стали осторожно спускаться к нашему трофею.

Как это потащим мы его оттуда, думал я, ведь в нем добрых пудов шесть, если не более.

Мы все ниже и ниже спускались и наконец подошли к арче. Громадный киик лежал с окровавленной мордой; голова его была прострелена одной пулей; кто из нас попал — неизвестно; каждый приписывал удачный выстрел себе.

Сосчитав число шишек на рогах, мы увидели, что козлу, было не более семи лет и приблизительно весил он 5 1/2 пуда. Подумав и посоветовавшись друг с другом, что нам предпринять, мы порешили общими силами затащить его наверх; привязав его за ноги взятыми с собою арканами и передохнув немного, мы принялись за свою тяжелую ношу и так измучились, как еще никогда, по крайней мере, мне не приходилось. Два раза он срывался у нас, и приходилось снова спускаться вниз и затаскивать на пройденное уже расстояние.

Между тем Хасана не было, и мы не могли понять, что бы это значило. Уже совершенно стемнело, когда мы добрались до места, откуда увидел Хасан киика. Ноги и руки сильно болели. Я чувствовал, что более не в силах сделать шагу. Хорунжий был бодрее меня, но и он молчал, закинув руки за голову и лежа врастяжку на земле.

— Хасан! — громко крикнул хорунжий.

Эхо повторило его крик, но ответа не последовало.

— Куда же Хасан делся, в самом деле, — сказал я, — уж не убился ли, чего доброго?

— Что вы? Киргиз — да убьется! Нет. Мы с вами пять раз успели бы сломать себе шею, прежде чем он хоть раз оступился бы, — возразил мне хорунжий.

Мы оба замолчали.

Собрав немного сухой травы, наломав веток арчи и подбросив терескена, мы развели костер, и яркое пламя осветило большое пространство.

Я поудобнее устроился около огня и облокотился головою на убитого киика. Луна не всходила.

«Эге!» — раздался крик, и я с радостью узнал голос Хасана, но каково же было наше удивление и радость, когда он свалил на землю огромную тушу. Я взглянул и даже глазам своим не поверил — это был настоящий архар. Громадные рога, загнутые спиралью, красовались на его светло-серой голове. В изнеможении Хасан сел у огня. Пот ручьями лил с него, и он, самодовольно улыбаясь, проговорил: «Якши архар?» (хороший архар).

— Да где ты встретил его? — спросил я, досадуя, что не на мою долю выпала эта добыча.

— Ух, высоко, мана унда (вот там), — махнул в пространство рукою охотник.

Правда, что добыча Хасана была по величине значительно меньше нашей, но дотащить одному и такую было положительно подвигом с его стороны.

— Ну, что, Хасан, устал? — спросил я его.

— Немножко, тюра, — ответил он. — Ну, тузук (довольно), тюра. Скоро пойдем?

Я вытаращил на него глаза.

— Как! Идти в аул? Нет, я не иду ранее, чем взойдет солнце. Так, без отдыха, и ног не дотащишь.

С этим решением я стал дремать у костра, а Хасан между тем налаживал палки для приготовления ужина, состоявшего из куска жареной козлятины да кунгана чаю. Товарищ мой спал, положив, как и я, голову на спину убитого киика.

Сон покинул меня, и я с любопытством наблюдал, как Хасан поворачивал над огнем большой кусок мяса, и соблазнительный запах жаркого приятно щекотал мой пустой желудок. Поужинав, мы завалились спать, а с первыми лучами солнца направились в обратный путь.

В аулах нас встретили возгласами одобрения. В лагере толпа товарищей обступила наших лошадей, рассматривая добычу. Вполне довольные, мы сидели в своей палатке, и я рассказывал впечатления об удачной охоте.

Вдруг в палатку просунулась голова адъютанта.

— Прочтите, — протянул он мне приказ по отряду.

Я прочел, но сразу даже не поверил и перечел снова. В приказе говорилось об аресте меня и хорунжего на трое суток за то, что мы о поездке своей не доложили дежурному по отряду.

— Вот тебе и на! — сказал я.

Приказ обошел через все руки, и подтрунивание товарищей посыпалось со всех сторон.

Нечего делать, пришлось отсидеть безвыходно в палатке, около которой мерными шагами расхаживал часовой.

10. ИМПРОВИЗОВАННАЯ БАНЯ. ВСТРЕЧА С КИТАЙЦАМИ. КРЕПОСТЬ АК-ТАШ. ОЗЕРО ВИКТОРИЯ

— Послать рабочих по 20 человек с роты! — раздался громкий крик дневального под самой моей палаткой.

Баранов вскочил и полусонными глазами обвел палатку.

— Что такое? Тревога? — беспокойно спросил он.

— Рабочих зовут! — ответил я.

— Ах, рабочих! — И он снова завернулся с головой в одеяло.

— Осип! — крикнул я денщика.

— Чего изволите?

— Куда это рабочих?

— Баню строить; сказывают, что воду горячую нашли.

— Что ты врешь!

— Никак нет, извольте сами посмотреть.

Я оделся и, освежившись водой, направился к берегу реки Аличура.

— Где бани строят? — спросил я попавшегося мне солдата.

— А вон там, ваше благородие, — ответил он, указывая на противоположный берег реки, где около поставленной юрты копошились рабочие.

Я пошел к реке и на керекешной (вьючной) лошади переправился на другую сторону.

— А, в баньке