Он закрыл глаза, и Касуми заговорила, восприняв это как сигнал:

— Вечером, накануне дня, когда исчезла Юка, вернее сказать уже в начале этого дня, мы с Исиямой договорились встретиться в этой комнате в два часа ночи. Еще до приезда мы решили, что будем, если подвернется случай, тайком встречаться именно здесь, но я не думала, что у нас хватит на это смелости. Но в тот день кое-что случилось, что придало нам решимости.

— Что именно? — поинтересовался Уцуми, не открывая глаз.

— Норико-сан догадалась.

Удивленный Уцуми заглянул в блестящие в темноте глаза Касуми.

— Жена Исиямы знала?

— Да. Она проницательная женщина, и мы ее явно недооценивали. А может, просто не осознавали, что недооценивали. Мы ни о чем не могли думать, кроме как о себе. Вам трудно в это поверить, наверняка осуждаете нас, но мы и в самом деле не могли ничего с этим поделать. Будто буря играла нами — не могли ни избежать, ни переждать в спокойном месте. Только и оставалось, что встретить ее и стоять, раскачиваясь на ветру.

— Буря, — прошептал Уцуми; он умрет, так и не испытав ее. — А от чего вас так раскачивало?

— Да от самих себя, — ответила Касуми и тихонько шевельнулась.

— Что же это было такое в вас самих?

— Не знаю, но мое внутреннее «я» нашептывало мне, что ради Исиямы я готова бросить детей.

— Вы бросили своих детей?

Уцуми схватил Касуми, чья голова лежала на его чахлой груди, за плечи. Он был в ужасном смятении.

— Да, в мыслях я однажды их бросила. В тот момент, — проникновенным голосом продолжила Касуми. — Страшно, правда?

— Да нет, — поспешно качнул головой Уцуми, но сердце у него билось часто. Ему наверняка взбрело в голову, что Касуми что-то сделала с Юкой.

— И после этого, на следующее утро, Юка исчезла. Будто Господь Бог услышал мои мысли.

— А вы тут… — Уцуми сглотнул слюну. Голос у него осип, и он не смог договорить. — Неужели вы прямо здесь?.. Мне этого не понять.

Стоило ему замолчать, и Касуми тихонько просунула свою руку ему под футболку. Ее горячая ладонь дотронулась до его кожи. Плотные, мягкие и такие тонкие пальцы пробежались по его телу, от которого остались лишь кожа да кости. Они медленно пересчитали ребра, задержались в том месте, где между ребрами бился пульс — над левой грудью, где сердце, — постучали в такт сердцу, опустились ниже грудной клетки, где от отсутствия плоти образовалась глубокая впадина; обнаружили шрам и стали тихонько, будто успокаивая его, трогать выступающее уплотнение плоти. Уцуми сжал пальцы Касуми.

— Прекрати!

Касуми уткнулась лицом в его заострившееся плечо, закрыла глаза и стала правой рукой гладить его по волосам — левая так и осталась лежать, зажатая в его руке. От кончика волос к коже головы будто пробежал тонкий электрический разряд. Уцуми с трудом сдержался, чтобы не застонать.

— Зачем ты это делаешь?

— Тебе больно?

— Не поэтому.

Ему казалось, что Касуми терзает его увядающее тело. Он попытался увернуться от ее рук, но стал задыхаться и, когда Касуми снова прикоснулась к шраму на животе, почувствовал, что устал и у него больше нет сил. Покой в душе и сон пришли почти одновременно.

Он проснулся от звука работающего пылесоса. На мгновение ему показалось, что он дома и это приехала его неугомонная жена. Он по привычке потянулся за градусником, лежащим в изголовье. Рука коснулась прохладной спинки кровати. Постепенно он начал припоминать, что произошло. У него поднялась температура, и он заснул в гардеробной комнате на бывшей даче Исиямы. Температуры не было, чувствовал он себя тоже неплохо. Почувствовав, что продрог, Уцуми натянул на себя одеяло. Холодный воздух стлался по полу, в комнате было прохладно. В такие дни иногда у него тянуло под ложечкой, будто от силы земного притяжения, и он знал, что это закончится острыми болями. Но что-то не давало ему покоя, и это не было связано только с его самочувствием. Это что-то было связано с тем, что сказала ему Касуми после того, как он принял снотворное. Было это сном или явью? С недавних пор ему стало трудно отличать одно от другого. Лежа на боку, он стал рассматривать прямоугольник неба в окошке под потолком. Сегодня небо было затянуто тучами — погода резко переменилась. Облака висели низко, скрывая где-то в глубине солнце. Он и не заметил, когда умолк пылесос.

Стеклянная раздвижная дверь, ведущая на веранду, была открыта настежь. Воздух с улицы принес в гостиную прохладу. Касуми сидела на стуле перед столом, обняв себя за колени, и пила чай из пластиковой бутылки. Волосы собраны сзади, одета в темно-синюю футболку с длинными рукавами. Выглядит молодо, но лицо бледное, потухшее.

— Доброе утро! Как самочувствие?

Уцуми кивнул — все, мол, нормально. На столе стоял ковшик с жиденькой рисовой кашей, которую вчера вечером принес Мидзусима.

— Уцуми-сан, лекарство у вас еще есть?

Уцуми посмотрел на Касуми, пытаясь понять, что она имеет в виду. Касуми отсутствующим взглядом смотрела в сад.

— Не против, если мы здесь ненадолго задержимся?

— А это возможно?

— Я поговорю с Цутаэ-сан. Мне возвращаться все равно некуда.

— Я не против.

— Я сегодня утром попробовала воспроизвести по минутам все, что делала Юка в тот день, когда исчезла. Проснулась чуть раньше семи, спустилась к даче Тоёкавы, потом, как сделали в тот день дети, вернулась обратно в дом, подождала несколько минут и снова спустилась вниз по бетонной лестнице.

— И что?

— Когда спустилась по лестнице вниз, то поняла, что не знает, куда идти дальше, так и осталась стоять посреди дороги. Потом стала смотреть на дом.

Уцуми представил себе Касуми — вот она стоит на дороге, запрокинув голову и глядя на окна второго этажа. Может быть, точно так стояла там и Юка, досадуя на еще спящую мать. А может быть, она смотрела на окна маленькой северной комнаты, той самой, дверь которой выходит в прихожую. Смотрела и гадала, что же там произошло.

— И что потом?

— Ни с чем вернулась на дачу, — пробормотала Касуми. — Сколько ни думай — все пустое. Что еще я могу сделать? Моя девочка исчезла. Думаешь, кто-то взял ее и увел, а ведь может быть и так, что она сама по себе исчезла.

— Думаете, пятилетний ребенок может исчезнуть по собственной воле?

— Не знаю.

Не сказав больше ни слова, она стала накладывать ему кашу. Уцуми подумал, не рассказать ли ему все-таки про вчерашний сон наяву. Но по прошествии дня его воспоминания стали немного расплывчатыми, детали поблекли. Уцуми представил себе пристань, уходящую в морскую даль. Омываемый волнами мост, ведущий в никуда. Неужели его снам, навеянным рассказами Касуми, а затем дорисованным им самим, суждено стать пристанью, ведущей в никуда? Уцуми так и не рассказал ей о своем сне про Идзуми. Потратив на завтрак в три раза больше времени, чем Касуми, он съел в три раза меньше, чем она, каши. Чтобы не допустить резкого понижения уровня сахара в крови, он прилег в гостиной прямо на пол. По деревянному полу стлался прохладный воздух, спина замерзла. Уцуми терпел — лежал, глядя в потолок. Касуми, не обращая на него внимания, убрала со стола и поднялась на второй этаж.