– Нет. – Совершенно машинально Роза кивнула. – Эйприл сказала, если она не позвонит в течение шести месяцев, это будет означать, что она не смогла. Но открытки…

– Она не имела в виду открытки, – сказала Евангелина. – Она имела в виду, что, если она не свяжется с тобой по телефону, ты должна будешь что-нибудь предпринять. Во всяком случае, открытки перестали приходить через несколько недель после того, как она покинула Паст-Пик.

– Тебе нравятся эти сережки? – Роза слегка приподняла волосы. – Морские ракушки безупречной формы. Ручная работа. Золотая оправа. И такой же кулон.

– Да, они прекрасны.

– А босоножки? Я подумала, что золотая отделка очень подойдет к плетеной коже. Как ты думаешь?

Феникс вытерла глаза:

– Прекрасно, Роза.

– Я, возможно, также переделаю комнату. – Роза показала на изображенные в каталоге оранжево-розовые и цвета морской волны шторы. – Я хочу просмотреть каталоги и взять оттуда все, связанное с розами. Конечно же, из-за моего имени. – Она улыбнулась: – Мой папочка говорил, что я должна всегда быть окружена розами.

– Пожалуйста, прекрати. – Ей пришлось быть резкой по отношению к этой не совсем здоровой женщине, но Феникс теперь дорога была каждая минута. – Пожалуйста, можно я возьму то, что Эйприл оставила для меня?

Роза облизала губы:

– Извини. Как я глупа. – В глазах у нее затаился испуг, но она все-таки решилась протянуть конверт.

Не дав себе времени подумать, Феникс вскрыла и вытащила оттуда несколько листков бумаги. Письмо, написанное от руки, и какой-то юридический документ.

– Ты мне скажешь, что там написано? – жалобно спросила Роза.

– Да, – сказала Феникс, хотя и знала, что не скажет – ни сегодня, ни позже, никогда. – Дай мне, пожалуйста, немного подумать.

«Дорогая Вилли, – начиналось письмо. – Даже не думай плакать».

Необходимо покончить с этой чертовщиной.

Роман мчался вниз по Брод-стрит в сторону семидесятого пирса и порта.

По словам Насти, Феникс была очень расстроена. Ей нужно было побыть одной и подумать. Длинная прогулка по воде. В парке у залива Эллиот, сказала она. Феникс не знала Сиэтла, но она видела Миртл-Эдвардс-парк. Черт, лучше бы она была в этом парке. Окажись она в любом другом парке у воды, он мог бы только молиться, чтобы ее не преследовали от «Белла Розы».

Раздались звонки у железнодорожного переезда, и замигали красные огни. Начал опускаться бело-красный шлагбаум, преграждая путь по Брод-стрит и давая дорогу приближающемуся поезду.

Роман прибавил скорость.

Слишком поздно.

Он не мог опередить время.

Проклятие. Проклятие.

Роман свернул направо по Эллиот-авеню и сделал еще рывок. Он проскользнул между медленно идущими машинами и устремился вниз по Бей-стрит, в сторону клумб у железнодорожных путей.

Насти позвонил от Розы, Роман ни разу не слышал у него такого взволнованного голоса. Что-то насчет того, что Роза дала Феникс какое-то письмо от Эйприл. Тогда это все становится еще более запутанным. Феникс убежала, даже не показав никому письмо. Насти сказал, что она выглядела одновременно растерянной и чем-то сильно озабоченной. Почему Насти не смог настоять на том, чтобы пойти вместе с ней? Потому что Феникс сказала: после того как побудет немного одна, она пойдет к Роману.

Одна, поздно вечером в пустынном парке, в то время как Роман знал по крайней мере двух людей, желающих ее смерти.

К гавани направились вагоны с контейнерами, предназначенными для отправки на суда. Роман побежал вдоль них. Становилось все темнее и темнее. Правда, там, где только что зашло солнце, были видны красноватые отблески на небе.

Вагоны заворачивали перед ним, и, к счастью, наконец-то показался последний вагон. В его ботинки набилось много мягких камешков. Еще одна железнодорожная линия отделяла его от парка. В два прыжка он пересек рельсы, достиг травы, а затем и велосипедной дорожки.

Ни велосипедистов, ни пешеходов.

Ничего и никого.

Нигде ни души.

Он осмотрел все пространство вплоть до пирсов. Никого. Он преодолел подъем и вышел на тропинку прямо около воды. Справа возвышалось несколько красиво сложенных камней. Он знал, что они что-то означают, но не мог вспомнить что. Сейчас его это совсем не интересовало.

Ему ничего не оставалось, как продолжить путь по направлению к элеватору и складам в дальнем конце парка.

Какое-то незнакомое ему ощущение накатило на него. Черт возьми, он до смерти боится. Боится, что с ней могло что-то случиться, – возможно, уже случилось. Что если они ее убрали? Столкнули ее по дороге из Паст-Пик, как они сделали это с Илоной.

Проверить все. Проверить каждый кусочек этого чертова парка, если придется. Насти уже едет по дороге из Паст-Пик.

Слева от него отражались в воде скала и деревья на ней. Гладкая вода блестела в лучах заходящего солнца.

Сверкнули волосы Феникс.

Роман застыл в оцепенении.

Феникс сидела на стволе одного из поваленных деревьев, положив на него голову и обхватив его ногами. Она была совершенно неподвижна – лишь ветер шевелил ее локоны, отливавшие золотом.

– Черт! – Как бегун на короткой дистанции, Роман сорвался с тропинки и бросился, скользя и падая, вниз на берег, к ней. – Черт тебя побери, – крикнул он.

Она на него даже не взглянула.

Перед ним был теперь густой участок леса. Он с трудом пробрался между деревьями, пока не оказался рядом с ней.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Феникс потеряла равновесие и свалилась на песок.

– Ты меня слышишь? – Роман поднял ее на ноги. – Ты, тупая маленькая идиотка. Посмотри сюда. Ничем тебя не пробить.

Она наклонила голову. Роман начал ее трясти:

– Посмотри на меня, ты, чертово отродье. Если у тебя какая-то проблема, приди ко мне. Поняла? А не убегай на пустынный пляж, где любой может настичь тебя и забрать отсюда.

Феникс не поднимала головы.

– Взгляни на меня! Мы сейчас ходим по канату над пропастью. Ты это понимаешь? Один неверный шаг, и кто-то из нас окажется мертвым.

– Заткнись.

Видно было, что в его лице ожили все мускулы: он с трудом пытался овладеть собой.

– Ты сказала мне «заткнись»? Так ты сказала?

– Именно это я и сказала. – Наконец-то она взглянула на него. Она вцепилась в его рубашку, как можно выше приподнялась на носках и прошептала:

– Прекрати это. Уходи и оставь меня одну. Не волнуйся обо мне. Уходи. Ты понял?