Однако неожиданно дело заглохло. Исчезли записи, категорически отказался от своих показаний свидетель. А в довершение всего явилась налоговая инспекция и обвинила руководство банка и компании в сокрытии документов и крупных денежных сумм, которые должны были находиться в банковских сейфах.

Обложенный, как волк, со всех сторон, Никольский, кажется, впервые потерял почву под ногами. «Есть деньги! Никуда они не делись! Ни один вкладчик не останется обиженным!» — уверял он, платя бешеные деньги за рекламные полосы в центральных газетах. Он просил только одного: поверить ему, дать возможность восстановить помещение, после чего каждый желающий расстаться с «Нарой» получит обратно все свои капиталы.

Но искусно подогреваемая волна возмущения все нарастала, и вот, наконец, настал этот проклятый день. Пятница, двадцать седьмое сентября.

С трудом заставив себя позавтракать, Никольский с Татьяной собирались уже ехать в Москву, когда раздался звонок внутренней связи. Никольский нажал клавишу и услышал голос Сани, который, явно сдерживая волнение, сообщил, что к воротам подъехала машина, а в ней — оперативная группа во главе со следователем областной прокуратуры.

Никольский приказал пропустить их и проводить к нему в кабинет. Следователь был молод, он пришел один, а его бригада осталась пока сидеть в машине у парадной лестницы. Следом за ним появился Арсеньич.

— Нет, неплохо! — со знанием дела заметил следователь и довольно покивал. — А я думал, преувеличивают газетчики. С размахом сделано, ничего не скажешь.

— Что вам угодно? — пытаясь оставаться спокойным, спросил Никольский. Он уже все понял и знал, что должно произойти самое худшее. — Танюша, — негромко обратился он к ней, — не жди меня, поезжай в Москву. Я тебя очень прошу. Так надо. Если что, Арсеньич тебе все объяснит и поможет. Пожалуйста, не задерживайся.

Он сказал это таким тоном, что ей чуть не стало дурно.

Никольский показал глазами Арсеньичу, и тот, взяв Татьяну под руку, повел к выходу.

— А это, простите, кто? — поинтересовался следователь, окидывая Татьяну взглядом проницательного сыщика.

— А это, если будет позволено, моя жена. Она на работу опаздывает. Надеюсь, вы не будете возражать?

Следователь равнодушно пожал плечами и, открыв папку, которую держал под мышкой, достал лист бумаги.

— Прошу ознакомиться, — предложил он. — Это постановление о возбуждении уголовного дела по факту вашего участия в действиях ГКЧП и на проведение обыска в вашем доме.

— Я понял вас. Ну что ж, приступайте. Вы сами пригласите своих коллег?..

...Следователь, похоже, стеснялся своего поведения, ему наверняка было приказано вести себя максимально вызывающе, чтобы проявилась соответствующая обратная реакция. Поняв это, Никольский заставил себя сдерживаться и не реагировать остро на всякие оскорбительные намеки.

Областные сыщики, призвав себе на помощь сотрудников райотдела милиции, перерыли в буквальном смысле весь дом. И ничего компрометирующего не нашли. В присутствии двух понятых, привезенных откуда-то, они по-хамски вываливали на паркет книги с полок, вытряхивали содержимое ящиков, описывали, приобщали к делу. В столовой их внимание привлекла клавиша на стене. И когда Никольский стал им популярно объяснять принцип действия конвейера, это, похоже, вообще повергло их в полную прострацию. Это ж надо, до чего техника-то дошла! А тут сам в забегаловке с тарелкой в руках носишься! Нет, не нравились все эти фантазии человеку простому и к досужим выдумкам непривычному. Но следователь оказался умнее, чем казалось по первому впечатлению.

— Ну а еще какие фантазии имеются в вашем доме? Может, покажете?

Никольский равнодушно пожал плечами, демонстрируя всем своим видом, что не собирается ни мешать, ни помогать обыску.

— Вы приехали делать обыск? Разве я возражаю? Обыскивайте. Вы же подтвердили свои полномочия.

— Значит, не желаете помочь следствию?

— Кто вам это сказал?— удивился Никольский. — Вы видели все, что вам интересно. Были в бане, в бассейне, в спальне, всюду. Сейчас мой помощник откроет вам гараж, где имеется еще небольшая механическая мастерская. Я, знаете ли, инженер, люблю с металлом работать. Арсеньич, покажи, пожалуйста.

Следователь спустился вместе с Арсеньичем во двор, и они подошли к ровной бетонной стене высокого фундамента. Отодвинув в сторону маленькую крышку в стене, Арсеньич повернул рукоятку, прятавшуюся под ней, и часть стены тихо отъехала в сторону, открыв вход в подземный гараж, с бетонным полом как раз на уровне земли. Следователь только ахнул. В гараже стояло несколько машин, в том числе и бронированный автофургон для перевозки денег. В стороне, за открытой дверью, была расположена небольшая, но грамотно оборудованная мастерская: подъемник, пара станков непонятного назначения и прочий инструментарий.

Провели обыск и здесь, но так же безрезультатно.

Обыскали служебку, перепугав Наталью чуть не до смерти.

Обошли весь двор, сад, окружающий дом лесной массив. Продолжали искать, уже не зная, что им нужно. Это плохо, когда ищешь что-то, надеясь на авось. Как правило, подобные ситуации везением не пахнут.

Чувствуя, что он остался в дураках, следователь выдохся.

— А деньги где? — напрямую спросил он, наконец, видно потеряв надежду обнаружить их самому.

— Деньги в надежном месте. Но это деньги наших вкладчиков, которые они, как я обещал публично, и это напечатано в газетах, обязательно получат. Деньги, молодой человек, мы стараемся не держать в мешках. Они работают. Вот сейчас, например, мы монтируем на Владимирском тракторном очень крупную компьютерную систему. И это, представьте себе, стоит более ста миллионов. Долларов. У нас есть также договора с различными финансовыми компаниями, с рядом крупнейших предприятий, с зарубежными фирмами. И во все это вложены деньги наших акционеров, которые приносят в данный момент им вполне приличный доход. Вот закончится ремонт пострадавшего от налета здания, и компания вместе с банком немедленно начнет выплаты. Что вы еще желаете знать?

Значит, вы больше ничего не хотите сообщить следствию?

— Я полагаю, мы еще вернемся к этому вопросу, когда вы мне предъявите обвинение, так сказать, в полной форме.

— Ну, раз вопрос ставится в такой плоскости...

Сильнейшее напряжение, в котором все это время находился Никольский, вдруг словно отпустило его на миг, он увидел, как лицо следователя стало расплываться, как бы раздваиваться, к горлу подступила тошнота, и он, сдерживая дыхание, опустился на стул. Будто из тумана до него долетели обрывки фраз:

— ...избрать меру пресечения... взять под стражу...

Достаточно прозорливым человеком считал себя Никольский, но такого финала даже он не предвидел.

Отдышавшись и придя в себя, он поднялся и пошел к выходу в сопровождений следователя. Спускаясь по ступеням парадной лестницы, к которой подкатил милицейский «уазик» с синей мигалкой на крыше, Никольский обернулся: