До этой минуты ни он, ни она ни единым словом не упоминали отом, что случилось между ними. Мэтт молчал, потому что не хотел давить на нее.Лучше уж оставить все как есть, решил он.

– Мне не следовало… Словом, я некрасиво поступила.Нечестно. Получилось, что я «натянула тебе нос», а в английском, кажется, дляэтого есть куда более грубое выражение. Мэтт, поверь, я не хотела… Мне бы и вголову не пришло дразнить тебя, честное слово. Если я кого и обманывала, тотолько себя. Думала, что готова, а оказалось, что нет…

Мэтту не хотелось говорить об этом – он боялся, чтообсуждение ее поступка может толкнуть Офелию на любую крайность. Было бы кудалучше, если бы она, почувствовав, что готова, сама пришла к нему. А он согласенждать сколько угодно. И любить ее, оставаясь в тени, даже если Офелия решитпринять его только на правах друга.

– А что, если так будет всегда? – грустно спросилаона. Этого Офелия боялась больше всего. Терзавшие ее страхи парализовали волю,и она ничего не могла с ними поделать.

– Что ж, я все равно буду любить тебя, – соспокойной уверенностью в голосе сказал он, и на душе у Офелии стало тепло испокойно. Она мечтала услышать именно такие слова. Как всегда в присутствииМэтта, она почувствовала себя в безопасности. Это был ее собственный мир, вкотором ей ничто не угрожало, потому что рядом был Мэтт.

– Не терзай себя. Разве тебе больше не о чемволноваться? Со мной все будет в порядке.

Улыбнувшись, Мэтт перегнулся через стол и припал поцелуем кее губам. Офелия и не думала возражать. Скорее, она даже сама хотела егопоцелуя. В глубине души она уже давно любила Мэтта, просто не знала, что ейделать. Влюбиться в кого-то значило снова начать жить, а единственнымчеловеком, с кем она могла связать свою жизнь, был Мэтт.

Однако в глубине души ее до сих пор терзал страх, что вместес гибелью Теда закончился и ее женский век. Может быть, и к лучшему, иной раздумала она. Теперь его власть над ней закончилась, твердила она себе. И тут жепризнавалась, что все не так, хотя сама презирала себя за это. Тед уничтожилкакую-то часть ее души, и Офелия порой чувствовала себя калекой – вроде какчеловек с ампутированной ногой. Только ведь без ноги жить можно, а без душинет, с горечью чувствовала она. Любовь, вера – все куда-то исчезло. Нет, Тед неунес их с собой – он просто безжалостно уничтожил и то и другое. Офелия до сихпор гадала, любил ли он ее вообще. И так и не решалась ответить.

– Что собираетесь делать вечером? – стоя в дверях,спросил Мэтт.

Офелия уже хотела сказать… но тут же смущенно отвела глаза.По ее лицу Мэтт мгновенно догадался, что она должна идти ночью работать.Господи, как же ему была ненавистна эта работа!

– «Скорая помощь» на выезде? – буркнул он.

– Да, – кивнула она, не поворачиваясь. Они ужестолько раз спорили из-за этого, что сейчас ей страшно не хотелось начинать всесначала.

– Господи, чего бы я не отдал, чтобы ты бросила своюзатею! Просто не знаю, как тебя убедить. Знаешь, сердце подсказывает мне, чтодобром это не кончится – непременно случится какое-то несчастье. Только я нехочу, чтобы оно случилось с тобой. Возможно, твоим сумасшедшим напарникампросто везет, но везение не длится вечно. Вам всем слишком долго везло. Ну самаподумай – ты работаешь по ночам две ночи в неделю. Рано или поздно случится то,что должно случиться. Молю Бога, чтобы все обошлось.

– Все будет нормально. – Офелия снова попыталасьпереубедить его, но Мэтт ничего не хотел слушать.

Он ушел около пяти, и через несколько минут явилась Элис,чтобы, как обычно, посидеть с Пип. Офелии не давали покоя слова Мэтта. Онамысленно успокаивала себя, снова и снова повторяя, что занимается этим с самогосентября и до сих пор все было в порядке. Просто Мэтт такой беспокойный, вечноворчит. Она уже привыкла к его страхам и смеялась над ними. За несколькомесяцев работы Офелия успела хорошо узнать тех, с кем ездила на дежурства, и восхищаласьих осторожностью и тем, как умело они действуют. Да, конечно, все они немногосумасшедшие. Они сами так говорили, и не раз. Но сумасшедшие или нет, эти людиникогда не рисковали понапрасну. Да и сама она уже привыкла, что ночью нужноглядеть в оба – только так ты можешь надеяться остаться в живых.

Около семи она забралась в знакомый пикап. Боб уселся заруль, а Джефф с Милли, как обычно, двинулись вслед за ними в другом пикапе.Перед тем как отправиться, они, как всегда, запаслись теплой одеждой, медикаментами,продуктами, даже презервативами, в который раз поблагодарив щедрость одногооптовика, снабдившего всех пуховыми куртками до колен. Тяжелогруженые фургоны,пыхтя, ползли вперед. Ночь обещала быть холодной. Боб с усмешкой посоветовалОфелии поддеть теплые кальсоны.

– Ну, как повеселилась? – дружелюбно бросил он.

– Еще как, особенно на Рождество. Денек выдался ещетот, – грустно пробормотала она. Оба они потеряли близких, и Офелия знала,что Боб поймет. Он молча кивнул. – А на следующий день мы отправились наозеро Тахо – кататься на лыжах с друзьями. Вот было здорово!

– Да уж, представляю себе. Мы тоже в прошлом годуездили в горы. Надо было бы нам и в этом году выбраться туда с ребятишками, датолько дорого, черт! – вздохнул Боб.

Какое все-таки счастье, что она избавлена от подобных забот,в который раз подумала про себя Офелия. Бедный Боб! У него ведь трое детей, аденег почти нет. И однако, он не падает духом, стараясь как можно большевремени проводить с детьми.

– А как твой роман века? – фыркнул он. Они ужедостаточно сдружились, не раз рисковали жизнью, прикрывая друг друга, да исудьбы их были схожи. Пока их фургончик часами колесил по городу, они успевалио многом переговорить. И у них не было секретов друг от друга.

– Какой еще роман? – с невинным видом удивиласьОфелия.

Боб, рассмеявшись, игриво ткнул ее в бок.

– Не морочь мне голову, бесстыдница. А то я, по-твоему,забыл, как сияли твои глаза! Похоже, малыш Купидон попал-таки стрелой в твоюаппетитную круглую попку… так, кажется, говорят, а?

Офелия нравилась Бобу. Сердце у нее доброе, да и смелости ейне занимать. Казалось, она ничего не бо ится. Она никогда не хныкала и нежаловалась, не пыталась свалить свою работу на другого – нет, она молчаусаживалась рядом с ними и трудилась до утра, пытаясь помочь тем, кому ещеможно помочь. За это время и он, и Милли с Джеффом успели ее полюбить.

– Так как там твой роман? – ехидно улыбнулся он. Уних еще было время немного поболтать.

– Струсила. Глупо, конечно, я понимаю. Он чудесныйчеловек. И я люблю его, Боб, но… знаешь, есть что-то такое, через чтоневозможно переступить. По крайней мере пока.

Ей не хотелось рассказывать ему о том злополучном письме,которое перевернуло ее жизнь, об измене Теда, о подлом плане Андреаиспользовать ее сына, чтобы завладеть отцом. Офелия тяжело вздохнула. Судя повсему, Тед был согласен со своей любовницей, когда она говорила, что Офелияплохо заботится о Чеде, намекая, что именно ее отношение к нему и являетсяпричиной его болезни и всех их несчастий. Какая жестокость! Офелия до сих порне могла без содрогания вспоминать такое обвинение. Иной раз она дажеспрашивала себя: а вдруг это правда? Неужели причина сумасшествия сына – в нейсамой?! День за днем она продолжала, терзать себя, перечитывая письмо ирастравляя кровоточившие раны, пока не нашла наконец в себе силы сжечь его,чтобы оно не попало в руки Пип.