Морейн ехала сквозь толчею улиц внутри первой городской стены, пока не обнаружила место, где перестали встречаться портшезы и уличные музыканты, возле редких торговцев с тележками не толклись покупатели, а лица прохожих утратили всякую надежду на лучшее будущее. Стиснувшие узкие улочки каменные дома имели ветхий вид, мало гармонировавший с крышами из цветной черепицы, краска на немногих окрашенных дверях и оконных рамах облупились и потрескалась, в грязных окнах кое-где были разбиты стекла. Тут и там со смехом играли и бегали дети в отрепьях – но дети всегда остаются детьми, они играют и смеются, сколь бы жуткой ни казалась жизнь их родителям. Товары, разложенные на прилавках перед магазинчиками, охраняли сами лавочники; вооружившись дубинками, они провожали подозрительными взглядами идущих мимо людей, как будто в каждом видели воришку. Кто-то из местных, может, и впрямь промышляет воровством – те, в заношенной, залатанной одежде из дешевой шерсти, торопились мимо, опустив головы, или же расхаживали с наглыми ухмылками, излучая вокруг злобу. Бедной женщине легко поддаться соблазну и начать подворовывать, коли у нее ровным счетом ничего нет. На подбитый мехом плащ и шелковое дорожное платье Морейн то и дело воровато косились, алчущие взгляды притягивала и Стрела. Больше на улице ни одной лошади не было.

Первой гостиницей, откуда решила начать свои поиски Морейн, стало неказистое заведение под названием «Рассерженный гусь». Когда она спешилась возле «Гуся», на нее, оскалившись, зарычал приблудный пес, с выпиравшими на светло-коричневых боках ребрами. Злобную псину пришлось стегнуть тонким потоком Воздуха, отчего та, тонко заскулив, кинулась прочь по улице. Большую тревогу внушала высокая молодая женщина в латаном-перелатаном красном платье, первоначальный цвет которого с трудом угадывался под множеством разномастных заплат. Делая вид, будто вытряхивает камешек из туфли, она искоса посматривала на Стрелу. Весьма жадным взором. Возле гостиницы не было ни столбиков коновязи, ни колец. Бросив поводья, что для Стрелы означало команду стоять на месте, Морейн стреножила кобыле передние ноги нитью Воздуха и оплела ее плетением малого стража, который предупредит хозяйку, если кто-то вздумает увести животное. Последнее плетение она решила не закреплять, а держать в готовности.

Сумрачная общая зала «Рассерженного гуся» подтвердила впечатление, какое у девушки сложилось при взгляде на гостиницу снаружи. Пол усыпан тем, что некогда, возможно, было опилками, но теперь слежалось в грязную корку. В воздухе висели застоялые запахи табачного дыма, кислого эля и еще чего-то пригоревшего на кухне. За маленькими столиками сгорбились над своими кружками посетители, мужчины с грубыми лицами, в грубых одеждах. Когда она переступила порог, они подняли головы и удивленно воззрились на вошедшую. Хозяин гостиницы оказался жилистым и морщинистым малым, в заляпанном пятнами сером кафтане, с узкого лица, на котором будто навсегда застыло плотоядное выражение, смотрели хитрые глазки – вид у него был ничем не лучше, чем у давешних разбойников с большой дороги.

– У вас тут тайренка не останавливалась? – спросила у хозяина Морейн. – Молодая тайренка с голубыми глазами?

– Это место не для таких, как вы, миледи, – пробурчал тот, худой рукой потирая щеку с трехдневной щетиной. Чище от этого его лицо не стало. Может, щека у него просто от грязи зачесалась. – Пойдемте, я вам покажу что-нибудь более подходящее.

Он двинулся было к двери, но Морейн остановила худого грязнулю, положив ладонь ему на руку. Невесомо, едва касаясь. Некоторые из пятен на его одежде походили на засохший жир, а вблизи от хозяина гостиницы пахло так, словно он неделями не мылся.

– Тайренка, – промолвила Морейн.

– В жизни не встречал голубоглазых тайренок. Пожалуйста, идемте, миледи, я вас провожу. Я знаю очень приличную гостиницу! Место замечательное, всего через две улицы отсюда.

Малый страж, которого Морейн установила вокруг Стрелы, дал о себе знать – по коже пробежал легкий зуд.

– Благодарю, не надо, – сказала Морейн тощему хозяину и поспешила наружу.

Женщина в выцветшем красном платье, дергая за поводья, старалась увести Стрелу, но у нее мало что получалось – кобыла едва семенила, делая крошечные шажки. Разочарование все сильнее овладевало несостоявшейся конокрадкой.

– На твоем месте я бы отказалась от подобного намерения, – громко сказала Морейн. – За конокрадство наказывают поркой кнутом. Это если лошадь вернут владельцу, а если нет – то наказание еще хуже.

От каждой Принятой требовалось знание наиболее часто применяемых в различных странах законов.

Женщина резко повернулась, изумленно раскрыв рот. Видимо, она рассчитывала, что у нее будет достаточно времени, пока Морейн не вернется. Но, впрочем, изумление ее длилось недолго, она выпрямилась, положила руку на поясной нож с длинным клинком.

– Кажется, ты думаешь, будто можешь одолеть меня, – заметила женщина, смерив Морейн презрительным взглядом с головы до ног.

С каким бы удовольствием Морейн отправила ее восвояси, отстегав как следует пониже спины, но если так поступить, то сразу откроется, кто она такая. Несколько прохожих остановилось поглазеть на происходящее, однако никому из них вмешиваться и в голову не приходило. Все они – мужчины, женщины, детишки – стояли и с любопытством ждали, чем кончится стычка.

– И одолею, если нужно, – холодно и спокойно промолвила Морейн.

Молодая женщина нахмурилась, облизывая губы и поглаживая пальцами рукоять кинжала. Вдруг она отбросила поводья Стрелы.

– Тогда забирай лошадь! По правде говоря, ее и красть-то смысла нет. – Повернувшись спиной, несостоявшаяся воровка зашагала прочь, злобно зыркая по сторонам.

В Морейн взыграло ретивое, и она, направив поток Воздуха, хорошенько врезала им девице по заднице. От всей души. Издав вопль, та подскочила чуть ли не на фут. Вцепившись в рукоять кинжала, она крутанулась на месте, грозно оглядываясь и высматривая обидчика, но ближе двух шагов от нее никого не было, и окружающие уставились на нее в замешательстве. Молодая женщина повернулась и зашагала прочь, обеими руками потирая пострадавшее место.

Морейн, довольная, чуть кивнула себе. Возможно, в будущем потенциальная конокрадка задумается, стоит ли посягать на лошадь какой-нибудь другой женщины. Впрочем, удовлетворения хватило ненадолго.

Во второй по улице гостинице, в «Слепом борове», круглолицая косоглазая женщина в длинном переднике, некогда, вероятно, бывшем белого цвета, похохатывая, заявила, что тайренок у нее в комнатах нет. Чуть ли не каждое ее слово сопровождалось визгливым смешком.

– Лучше ступай отсель, девочка, – вдобавок сказала она. – Этакую юную красотку «ночные работнички», а то и мои постояльцы без соли слопают, если ты скоренько не уберешься отсюда.

Запрокинув голову, она разразилась хохотом, и смеху хозяйки вторили завсегдатаи ее таверны.

В «Серебряном пенни», последней гостинице на этой улице, Морейн встретила приветливой улыбкой красивая женщина средних лет. Она была высокой, но не очень, ее блестящие черные волосы были заплетены в толстую косу, начинавшуюся на макушке. И чудо из чудес – коричневое шерстяное платье Недары Сатаров отличалось чистотой, оно было хорошо сшито и выглажено, а пол в общей зале казался подметенным едва ли не минуту назад. В зале расположились мужчины с неприятными лицами и женщины с жесткими глазами, но доносящиеся с кухни запахи обещали нечто сносное.