— Ты один не остался в доме, — подбоченилась Парвати. — Я бы тоже не пустила тебя обратно.

— Так на чьей же ты стороне?

— Я думаю головой, а не задницей, придурок. А вы, мужики, все одинаковые, у каждого два лингама — один в штанах, второй в голове. Причем один тупее другого. Ты, идиот, отпустил тогда Авни, а теперь, через тринадцать лет, гоняешься за ее духом. Ты профукал свое будущее. И ради кого? Ради мертвой девчонки?

— Я же не знал, что она мертва, — сказал Гулу. — Все эти годы я ждал, что она вернется.

— Куда?

— Ко мне.

Парвати прыснула со смеху.

— Уж поверь мне, яр, ты был не в ее вкусе.

Гулу бросило в краску.

— Уходи лучше, — сказала она, оглянувшись через плечо, — пока никто не прознал, что ты возвратился.

Гулу взял завтрак и, присев на корточки у ворот, жадно запустил пятерню в карри из зеленых бобов. Он быстро, почти не смакуя, заглатывал еду, к которой привык за долгие годы. Роти заполнили желудок, согрели и немного утешили. Вздыхая, он громко отрыгнул и закурил. Глубоко затянувшись, вспомнил, как тихий перст судьбы привел его когда-то в дом Маджи.

За руль Гулу впервые сел в пятнадцать и лавировал по городским улицам, словно бог Кришна, выехавший на поле брани в огненной колеснице. Сражаясь с демонами, преграждавшими путь, он безжалостно сигналил неповоротливым телегам, запряженным волами, подрезал проносившиеся со свистом мотороллеры, на которых с риском для жизни громоздились целые семьи, и обгонял автобусы, ну а велосипедисты разлетались перед ним в стороны, точно переполошенные куры. Гулу представлял себя воином, глумяпцшся над теми, кто жмет на свои сигналы или тормоза, и металлическая броня «амбассадора» служила надежным щитом от горемык, запрудивших дорогу.

Но вот спустя столько лет он снова оказался на улице. «Как так получилось?» — спрашивал он себя.

Ответ повисел немного в воздухе, плавая в клубах дыма, прежде чем Гулу отважился его признать.

Авни.

Вечно все сводилось к ней. Как у цикла кармы, у Авни не было ни начала, ни конца. Она пребывала повсюду.

Он ее бросил, хотя и мог помешать ее гибели. Но это теперь в прошлом. Он задумался над любимым стихом из Бхагавад-гиты: «Пусть движут тобою правильные дела, а не плоды, из них проистекающие». Тогда, в роковой тень трагедии, он нарушил это священное правило.

Гулу снова сплюнул. Он не позволит, чтобы его вышвырнули после всего, что он сделал для этой семьи. Проклиная себя за стыд и клятвы верности Митталам, Гулу наконец решился. Он откроет то, что увидел тринадцать лет назад. Выполнит просьбу Чинни. Шантаж.

Он мысленно взвесил все варианты и остановил свой выбор на Джагиндере. Именно с ним-то и можно играть в такие игры, если только решиться в лоб предъявить обвинение. «Красный Зуб, Красный Зуб», — повторял он, словно мантру. Джагиндер — полный нуль по сравнению с врагом его юности. И если все пойдет по плану, успокаивал себя Гулу, можно будет начать все сызнова уже на собственных условиях. Например, он купит квартиру в пригороде и даже собственное такси. Предел мечтаний.

Скрипя зубами, Гулу шнырял у ворот и еле сдерживался, чтобы не ворваться в дом и не пойти прямо к хозяину. Он постучал в ворота раскрытой ладонью, и вскоре появилась Парвати.

— Где Джагиндер-сахиб?

— Уехал рано утром.

— Анчха? — Гулу с трудом скрыл разочарование. Выехать из дома раньше десяти — это так не похоже на Джагиндера.

— Что тебе надо от него?

— Срочное дело.

— Ну значит, придется отложить.

— Очень срочное.

Парвати пожала плечами.

— Если нужно, я войду в дом.

— Арэ, герой, — сказала Парвати, — за каким лядом?

Гулу потупился:

— Четыре дня уже кончились.

— Да.

— Призрак ушел?

— Да.

— Случилось что-то еще? — спросил Гулу, заметив подпухшие глаза Парвати и румянец у нее на щеках. — С Мизинчиком все в порядке?

Парвати кивнула:

— Вчера приходил Тантрист Баба. Это была Авни. В нее вселилась Авни.

Гулу всмотрелся в глаза Парвати — нет ли в них сомнения.

— Где Авни сейчас?

— Ушла, — сказала Парвати. — Покамест.

— Думаешь, она еще вернется?

— Думаю, что вчера ночью она напала на Маджи.

— Маджи?

— Она в больнице. Мы ждем звонка от Джагиндера, — вздохнула Парвати.

— Тебе нужно уходить из бунгало.

— Куда ж мне податься, чтоб она не нашла меня?

— Или меня.

— До тебя ведь она уже добралась? — сказала Парвати. — Покалечила твою рабочую руку, разве не так?

— Ты уязвимей.

— Я не боюсь ее. — Етаза Парвати вспыхнули гневом. — И не позволю ей навредить моему ребенку.

В бунгало наконец-то зазвонил телефон. Трубку сняла Савита, остальные столпились вокруг.

— Да-да, — сказала она, запыхавшись.

Маджи выжила.

— Тромбоз сосудов головного мозга, — важно объявила Савита, повесив трубку.

— С ней все будет хорошо? — спросила Мизинчик.

— Рано еще утверждать, — ответила Савита с видом опытного доктора. — Она не разговаривает.

— Не разговаривает?

Савита приподняла выщипанную бровь и погладила Мизинчика по голове:

— Не волнуйся. Мы обеспечим ей самый лучший уход, твой дядя уже нанял круглосуточную сиделку.

— Ей это не понравится, — запротестовала Мизинчик, рассердившись, что Маджи теперь во власти Савиты. — Ей нравится, чтобы массажировала Кунтал!

Лицо Савиты посуровело.

— Укладывай вещи, дорогая, — прошипела она, скривив губы в улыбке. — Догадайся, куда я тебя отправляю? В интернат.

Лежа в постели, Джагиндер вытянул руки и ноги, и позвоночник приятно хрустнул.

— Надо бы договориться о дополнительной помощи, — сказал он Савите, сидевшей рядом; паллу ее бледно-розового сари касалось его щеки.

— Да, — согласилась Савита. — Малишвала[211]заступит с завтрашнего дня. Но Маджи теперь нужен круглосуточный уход.

— А как же Кунтал?

— Кунтал мне самой пригодится, — ответила Савита, гладя Джагиндера по щеке. — Она точно знает, где что лежит. Не могу же я начинать с новенькой — на меня и так свалилось столько ответственности.