Весенняя распутица дала обеим сторонам передышку, возможность освежить армию резервами и поправить положение с техникой и вооружениями, и немцы, которым нужен был реванш за Сталинград, стали готовить новое большое наступление.

Линия фронта на тот момент проходила от Баренцева моря к Ладожскому озеру, затем по реке Свирь к Ленинграду и далее на юг; у Великих Лук она поворачивала на юго-восток и в районе Курска образовывала огромный выступ, глубоко вдававшийся в расположение немецких войск; далее от района Белгорода шла восточнее Харькова и по рекам Северский Донец и Миус тянулась к восточному побережью Азовского моря; на Таманском полуострове она проходила восточнее Темрюка и Новороссийска.

Немецкое командование пришло к выводу, что самым удобным участком для нанесения решительного удара является выступ в районе Курска, получивший название Курской дуги. С севера над ним нависали войска группы армий «Центр», создавшие здесь сильно укрепленный орловский плацдарм. С юга выступ охватывали войска группы армий «Юг». Противник рассчитывал срезать выступ под основание и разгромить действовавшие там соединения Центрального и Воронежского фронтов. Играло роль и то, что выступ имел исключительно большое стратегическое значение для Красной армии.

Немецкое командование дало операции условное название «Цитадель». Планировалось, что ударные группы нанесут сходящиеся удары со стороны Орла на севере и Белгорода на юге и соединятся в районе Курска, окружив войска Центрального и Воронежского фронтов Красной армии. Срезать Курский выступ немцы бросили почти миллион человек, три тысячи танков и две тысячи боевых самолетов.

Согласно мемуарам Анастаса Микояна, Сталин знал о том, что немцы готовят эту операцию, уже в конце марта, то есть еще до того, как план был подписан Гитлером. Было даже известно время начала операции: в три часа ночи 5 июля. Советская сторона ответила на начало немецкого наступления контртподготовкой и воздушным налетом с использованием более четырехсот штурмовиков и истребителей.

Бои не прекращались. Обе стороны несли огромные потери. За несколько следующих дней немцам удалось продвинуться лишь на несколько километров. Немцы планировали овладеть Курском за два дня, однако через семь дней они все еще были далеко от цели, пройдя всего километров тридцать. К 11 июля советские войска, отступая в непрерывных боях, дошли до золотых полей совхоза «Комсомолец» Прохоровского района.

От совхоза «Комсомолец» до самых окраин никому пока не известной деревни Прохоровки лежали необозримые, переливающиеся мягкими волнами под ветром поля золотой ржи. Сеять на полях в ту весну было нечего, кроме ржи: в церкви в Прохоровке остался запас ржаного зерна, которое немцы не успели вывезти. Поэтому все поля засеяли рожью, и в первой половине июля набравшие силу колосья отливали на солнце золотом. С началом здесь новых боевых действий это огромное хлебное море стали уродовать черные воронки от бомб и снарядов. Солдатам, для которых золотые колосья были символом дома и мирной жизни, эти воронки запали в душу как одно из самых болезненных воспоминаний войны.

В 65-м полку после недели боев осталось восемнадцать летчиков и семь исправных самолетов. Начав активные боевые действия 12 июля, полк за неделю сделал 175 боевых вылетов. Задания выполняли всевозможные: прикрывали от немецких бомбардировщиков переправы, летали на разведку, прикрывали действия наземных войск, но больше всего сопровождали Илы, вылетавшие на штурмовку войск противника.[504]

«Маленькие, прикройте!» — просили штурмовики по радио. За потерю Илов при сопровождении грозило суровое наказание. Бронированные Илы расстреливали и бомбили немецкие войска и технику с высоты всего двести метров, и истребители должны были их прикрывать, конечно, на большей, но все равно малой высоте, становясь отличной мишенью для атак истребителей сверху и для всех зенитных вооружений снизу. А брони у Яков не было. «Одна пуля попала в радиатор — и все, выходи из боя», — вспоминал один из пилотов. Потери при сопровождении штурмовиков были самые высокие.

В 65-м гвардейском полку гибель молодого летчика Петра Королева из второй эскадрильи на одном из таких заданий запомнилась как обидная потеря. При сопровождении Илов 14 июля шестерка Яков приняла неравный бой с группой немецких истребителей. Когда его ведущий Попов был атакован тремя «Фокке-вульфами», Королев неожиданно пошел в лобовую атаку против одного из них и таранил его в лоб. «Самолет Королева разбит, летчик погиб», — отмечал в донесении майор Прокофьев, характеризуя гибель Королева как «особенно выдающийся поступок самоотверженности». У летчиков и техников гибель Петра Королева вызвала другие чувства: досаду на него, отдавшего свою жизнь, которая была так нужна и ему самому, и родине, восхищение его безрассудным мужеством и, наверное, еще большую досаду на потерю исправного хорошего Яка. Самолеты были нужны как воздух, воевать советские летчики уже научились, и таран вышел из моды.

В такой же спешке, в какой собирались самолеты, в тылу ковали кадры молодых летчиков. На смену погибшим приходили все новые и новые летчики-сержанты, обученные по ускоренной программе в военное время и имевшие небольшой налет. К лету 1943 года летчики, пробывшие на фронте несколько месяцев, считались закаленными в боях воинами, а из тех, кто воевал с начала войны, в живых остались единицы. С начала боев (12 июля) майор Прокофьев ежедневно докладывал о потерях: не вернулось два летчика, один летчик, четыре… 17 июля не вернулось семь летчиков из восьми, отправившихся в вылет по прикрытию наземных войск. Донесение об этом подписал другой офицер: Прокофьев был среди семи не вернувшихся из боевого вылета.[505]Не вернулась в тот день и Тоня Лебедева.

Двух подруг, Тоню и Клаву, всегда придерживали, следуя негласному приказу командира дивизии беречь их. Их это расстраивало: они считали себя опытными летчицами и действительно были таковыми по сравнению с пришедшими в полк новичками. Обе ничего не боялись. «Да мы обе были бесшабашные, смелые и дерзкие в деле, не желали от мужчин отставать», — вспоминала Клава.[506]Тоня, фанатичная коммунистка, к тому же не хотела, чтобы кто-то мог упрекнуть ее в том, что она отсиживается на земле, прикрываясь должностью парторга. Но в июле 1943-го придерживать их уже не было возможности, слишком велики были потери. Их выпускали каждый день, и не по одному разу; выпускали, успев только немного подготовить, и новичков. Концентрация самолетов с обеих сторон была самой большой за всю войну, потери с обеих сторон высочайшие.

На свое последнее боевое задание младший лейтенант Лебедева вылетела во второй половине дня 17 июля в составе группы из девяти самолетов. Чтобы создать большую группу, у которой были лучшие шансы защититься от «мессеров» и «фокке-вульфов», включили даже майора Прокофьева и штурмана полка майора Пленкина. Группе дали задание прикрывать наземные войска в районе Просетово, Гнездилово, Знаменское, что к юго-западу от Болхова.[507]