— Вот и я ее не вижу, — сказал монах.

Канат по-прежнему был привязан к крестообразной деревяшке, морское название которой Эспада забыл. Только теперь он не был перекинут через борт, а лежал на палубе, свернутый аккуратными кольцами. Его конец торчал снизу. Он был перерезан.

— У нас в открытом море украли лодку, — усмехнулся Эспада.

— Лодка — бог с ней, — вздохнул монах.

— А что еще? У нас там… — Эспада осекся. — Сумка. Сумка этого чертова Брамса! Я совсем про нее забыл. Диана!

Эспада вихрем рванулся обратно, в кают-компанию. Падре хотел что-то сказать, но не успел и повернуться, как дон Себастьян уже слетел вниз по ступенькам. Каюта, предоставленная Диане, была пуста. Постель на рундуке была аккуратно заправлена и даже не примята.

Удрученный, Эспада вернулся обратно на полуют. Монах вопросительно глянул на него, все понял по лицу и кивнул.

— Черт ее побери, — проворчал Эспада, покачал головой и оперся локтями на перила. — Пес с ними, с деньгами, но она могла бы хотя бы попрощаться.

— Вы бы с ней так просто расстались?

Эспада отрицательно покачал головой.

— Я так и думал, — сказал монах. — И она тоже, как я теперь вижу. Вот и предпочла уйти тихо, как это любят англичане.

— Что ж, ей нужны были деньги…

Эспада, не договорив, махнул рукой. Они помолчали. Эспада — обуреваемый грустными мыслями, падре — из уважения к его чувствам.

— А как вы хотите распорядиться этим трофеем? — спросил монах.

Эспада пожал плечами.

— Как-то не думал об этом. Я не бессребреник, но о деньгах как-то особенно никогда не задумывался. А вы как бы поступили?

— Я? Я бы потратил все, чтобы восстановить собор в Каракасе. Ну или хотя бы ту часть, которую бы вы мне выделили. Ведь это вы вынесли этот трофей, да и меня заодно…

— Не будем об этом, падре, — остановил его Эспада. — Испанская пехота своих не оставляет. А деньги… Честно говоря, будь у меня выбор, я бы предпочел Диану. Но она, увы, предпочла деньги. Их и получила.

Монах покачал головой.

— Нет-нет, в лодке осталась только сумка, а деньги все еще у падре Бенедикта. Он согласился взять их на хранение, пока мы не прибудем в Каракас. Простите, что не посоветовался с вами, но вы были так пьяны…

Эспада усмехнулся, а потом от души рассмеялся, представив себе лицо Дианы, милое даже в гневе. А что она будет в гневе — дон Себастьян не сомневался.

— Так что же, там только пустая сумка? — спросил он.

— Вовсе нет… — Падре Доминик снова покачал головой. — Диана — прекрасная девушка, но она слишком суетна. Именно это сбивает ее с правильного пути.

Произнося это, монах оставался полностью серьезен. На его лице не мелькало и тени улыбки, словно речь шла не о забавном курьезе, а об очень важном, ответственном деле.

— И что там теперь? — поинтересовался Эспада.

— Библия, — ответил монах. — Спасение души начинается со святого слова.

Эспада хмыкнул и с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. Падре, конечно, хороший человек, но, когда Диана обнаружит подмену, она произнесет много слов, и вряд ли хоть одно из них попадет под это определение.

— А душу ее мы все-таки спасли, — с едва заметной ноткой гордости в голосе сказал монах. — И, надеюсь, спасем еще многих. К сожалению, бумаги сильно испорчены водой, но кое-что разобрать можно. И в любом случае этому дьяволу придется начинать все с самого начала.

— Может и начать, — хмыкнул Эспада. — Как думаете, Брамс выплыл?

— Не думаю. Да и та девушка, Миранда — прими Господь ее душу, — не позволила бы ему выплыть. Нет, меня беспокоит другое. Этот прохвост продал душу дьяволу, и тот ведь может снова призвать его себе на службу. И тогда один Господь знает, где этот Брамс всплывет снова.