одной семьи, которая и следила за его чистотой, а здесь туалетом пользовались десятки семей и прохожие с улицы, поэтому можно представить себе, какие там были грязь и зловоние. Вот и сейчас, подойдя к дому, Иван Петрович почувствовал специфический запашок выгребной ямы, доносимый легким ветерком от этого места общего пользования.

Войдя в подъезд, Надежда открыла входную дверь и Иван Петрович, вслед за хозяйкой, вошел в её квартиру. Внутри квартира выглядела почти городской, но в туалете было пусто, а в ванной комнате и на кухне под раковинами стояли вёдра, которые при наполнении надо было выносить во двор и сливать всё в ту же яму под общественным туалетом.

Хозяйка приготовила чай и они, расположившись в комнате, не спеша, стали пить чай и вспоминать прошедшие времена своей молодости, когда Иван приходил в свои приезды на родину к ним в гости: своему приятелю Борису и его жене Наде. Как всегда, в таких случаях, хозяйка достала альбом с фотографиями и они стали вспоминать запечатленных на фото людей и связанные с ними события собственной жизни.

Случайно, среди фотографий Иван Петрович увидел снимок молодой женщины, в которой он сразу узнал ту самую, любимую девушку Асю, с которой он так нелепо расстался из-за своего приятеля Бориса – будущего и бывшего мужа Надежды, хозяйки квартиры, где он и находился сейчас. Он взял фото и долго рассматривал полузабытые черты лица своей бывшей девушки из прошлой жизни.

Хозяйка, помолчав, сказала, что Ася много лет назад приезжала в этот городок и навещала их с Борисом, с которым была знакома через него – Ивана. Тогда и было сделано это фото. Более того, есть телефон этой Аси и они иногда перезваниваются. «А ты не хочешь ей позвонить прямо отсюда? – спросила Надежда замолчавшего Ивана Петровича. « Зачем? Что я могу сказать ей? Разве что попросить напоследок прощения? Но если я сам себя так и не простил, что ей моё «прости» может значить? Мы прожили свои жизни так, как сложилось и возвращение в прошлое не дает ничего, кроме разочарований, потому, что все мы стали совсем другими людьми. Нельзя всю жизнь тащить за собой груз воспоминаний из прошлого – ни к чему хорошему это не приведет – знаю по своей жизни. Прошлое надо помнить, но так, чтобы эти воспоминания не мешали жить в настоящем, иначе можно прожить всю жизнь только в воспоминаниях о прошлом. Ты можешь потом ей позвонить и сказать, что я её помню, как помнят интересную книгу, хороший фильм без повторов, чтобы не разочароваться от первых и единственных впечатлений. Это была юность, в которую нельзя и не надо возвращаться – как в реальную часть своей жизни, а хранить только свои воспоминания об этом, ушедшем навсегда прошлом и хранить так, чтобы эти воспоминания не влияли на настоящее, во время всей жизни человека».

«Может ты и прав, – сказала Надежда, – а навестить своего друга Бориса не хочешь? Он же здесь похоронен по его желанию. Сейчас можно и сходить туда».

Иван Петрович немного подумал и отказался от прогулки на кладбище. «Знаешь Надя, я сегодня уже находился достаточно, завтра перед отъездом зайду к нему, прямо с автовокзала, только ты подскажи, где он находится, чтобы не искать». На том порешили, и Надежда подробно объяснила, где расположена могила его приятеля.

Иван Петрович ещё посидел в гостях у хозяйки этой нелепой полугородской квартиры, выпил снова чаю с печеньем, послушал, как Надежда подробно рассказывала о своем нынешнем житье – бытье: на мизерную пенсию после 50 –ти лет работы учительницей. Всё это было ему хорошо знакомо по рассказам других и из собственного опыта жизни в это мерзкое время стервятников и падальщиков.

Людей поставили на грань выживания: чтобы в поисках пропитания им некогда было задуматься о своей жизни. Тем более, некогда было искать виновных в этом скотском существовании, найти и наказать их за всех униженных и обездоленных, за отсутствие перспектив жизни у жителей страны, в особенности, у жителей таких вот городков и поселков.

Время прошло незаметно, уже начинало смеркаться, когда Иван Петрович поблагодарил хозяйку за чай и беседу и заторопился к месту своего жительства, куда дорога заняла всего несколько минут.

Вечер этого дня он провел с гостеприимными хозяевами дома. Сначала поужинали все вместе: замечательным борщём и пирожками с картошкой и печенкой – всё это приготовила хозяйка дома. За ужином, хозяин, выпив пару стопок водки, разговорился и с этим разговором они перешли в комнату, расположившись на диване перед гипнотизирующим экраном телевизора.

Как и везде, где в эти дни бывал Иван Петрович, телевизор был включен постоянно – сменялись только зрители, которые по своему желанию переключали телевизор на интересующую их программу.

Хозяин дома, Федор – крепкий 70 – ти летний сибиряк, раскрасневшийся от выпитой водки, с жаром комментировал вечерние новости из телеящика, и мелькающим на экране государственным мартышкам было бы полезно услышать оценку своей деятельности от простого русского человека. Сам себя Федор называл санитаром и вот почему: через два дома от него жил его брат – одинокий парализованный инвалид, за которым Федор ухаживал уже несколько лет – накормить и обиходить. А год назад, к этому брату Федор перевёз из соседней деревни, тоже парализованную, жену своего другого брата, который умер, оставив её одну и без присмотра. Так он и оказался сиделкой при двух инвалидах – потому и называл себя санитаром.

Имея такие заботы, он не терял жизненного оптимизма и с русской участливостью ухаживал за больными родственниками «Что поделаешь, не сдавать же их в дом престарелых, пока могу, буду делать, а там уж как бог пошлет», – говорил он Ивану Петровичу.

Но сейчас вечером, заботы об инвалидах были позади, и Федор давал свою оценку заявлению премьера из телевизора об очередном повышении пенсий в стране: «Да что они в Москве, совсем с ума сошли? – горячился Федор, – какое повышение пенсий: прибавили рубль, а цены в магазинах уже повысили торгаши – спекулянты и купить на эту пенсию с прибавкой можно меньше, чем до прибавки. При Сталине за спекуляцию расстреливали, а сейчас это не спекулянты, а бизнесмены – уважаемые у них люди. Что они сделали эти торгаши, кроме: «купи – продай», что построили? В городке никакой работы нет, а в администрации и в ментовке полно народу, полковников три штуки и полторы сотни ментов. Я, при Советской власти, работал шофером в автоколонне: там одних грузовиков было две сотни и