– А мне до энтого дела никакого не-э-э-ту, – нараспев проговорил Горраул и принял ту же угрожающую позу.

Теперь они стояли друг против друга, выставив вперед лапы и выпятив грудь.

– Приступим? – сверкнув глазами, спросил Горраул. Судя по сохранившейся у него растительности, он был намного моложе Мукраула и более самонадеян.

– Приступим, – мрачным голосом проговорил Мукраул и прыгнул вперед.

Схватка их была поистине страшна. Они сшиблись так резко, что звук удара эхом отозвался по лесу. Уже в следующее мгновение Горраул вцепился в сочленение крыла противника зубами, а тот полоснул его по животу острыми как бритва когтями. К счастью для Горраула, живот у муфлонов бронированный, так что причиненный вред не был значительным. После предпринятой атаки оба отскочили, разбежались и снова сшиблись, теперь уже головами. Стук получился еще более впечатляющим. Оба муфлона рухнули на землю почти без чувств. Зашевелились они очень скоро и, едва пришли в сознание, снова ринулись в бой. На сей раз они сплелись в жуткий комок из челюстей, когтистых лап и мощных бронированных тел. Удары сыпались не переставая, муфлоны ревели и рвали друг друга на части. Вскоре вся поляна была залита свежей зеленой кровью, она посверкивала на стволах деревьев, небольшими лужицами и каплями лежала на прелой листве. Даже до меня долетело несколько капель, которые растворились, как только попали в область миражного тела Рошель де Зева.

Наблюдая за страшным, смертельным поединком, устроенным не без моего участия, я потер ладони и извлек из ножен меч, который в результате колдовства Ламаса был сейчас невидим. Однако если даже невидимым мечом нанести точный удар, то рана на теле муфлона вполне будет незаметна.

Вскоре рыжий стал одолевать Мукраула. Он мертвой хваткой впился противнику в горло, при этом все сжимал и сжимал челюсти, пока бурый муфлон царапал его бесполезными когтями и силился оторвать от жизненно важного узла большого крепкого тела. Потом челюсти Горраул а окрасились зеленым, брызнул фонтан, Мукраул вздрогнул и умер в объятиях молодого и удачливого соперника. Израненный победитель откинул тело побежденного врага и повернулся…

Он даже не понял, что произошло. Одна из его лап вдруг отделилась от тела, он с изумлением уставился на нее, а за ней и вторая рухнула вниз. Горраул закричал, глядя на меня полными страдания и ужаса глазами. Лапы, как и в прошлый раз, резво принялись удирать. Проблема заключалась в том, что Горраулу нечем было их схватить. Он понесся за ними следом, истекая зеленой кровью и выкрикивая страшные ругательства муфлонов, которые мне не доводилось слышать больше никогда – ни до, ни после встречи с рыжеволосым Горраулом.

Я помахал ему вслед ладошкой, радостно улыбнулся, спрятал невидимый меч в ножны и вдруг увидел, что на том месте, где еще недавно был подол платья, отчетливо прорисовывается моя нога.

– Ну, наконец-то, – возликовал я, – а то уж было подумал, что это навсегда.

Ведение военных действий с противником, армия которого по численности превосходит вашу, требует от командира особой концентрации, личного контроля за проведением операции, внедрения спецагентов в среду неприятеля. Необходимо создать все условия, чтобы враг в момент нападения находился в самом невыгодном для себя положении и был не готов отразить неожиданную атаку. Армию неприятеля желательно разложить изнутри – эль, девушки легкого поведения, азартные игры… Важное уточнение: прошедшие специальное обучение и отбор внедряемые агенты должны быть настоящими профессионалами своего дела. Рекомендуется перед отправкой в тыл неприятеля провести серьезную проверку их способности много и уверенно пить, быть неутомимыми в любви к слабому полу, играть в погер и даже выигрывать…

Из учебника по военному делу, оказавшего серьезное влияние на психику юного Дарта Вейньета

После безвременной кончины муфлона Мукраула (мне сразу показалось, что не стоит ему со мной связываться) я направился назад к Стерпору. Поскольку муфлон занес меня довольно далеко, в самые дебри, где обретались только его корявые соплеменники, путь мне предстоял неблизкий. Я долгое время блуждал по лесу, стараясь определить нужное направление, а потом побрел через бурелом, стараясь придерживаться севера. Очень скоро я попал в болото, весь вымок и с трудом оторвался от десятка странных существ, преследовавших меня сладострастными стонами, но нападать так и не решившихся. Я долго топал мокрым, пока наконец одежда не высохла. По закону подлости, через несколько миль мне пришлось преодолевать речку. Брода найти не удалось, так что переправлялся я вплавь. Долго рассказывать обо всех злоключениях лесного путешествия не буду, скажу только, что в конце концов я все же выбрался из леса, попал на равнину и некоторое время брел по полю, высоко поднимая ноги – стебли странной жесткой травы так и норовили впиться в подошвы сапог. Когда к закату я выбрался к южному торговому тракту, то не поверил своим глазам – места оказались знакомые. Отойдя немного в сторону от пыльной дороги, я улегся в поле и немедленно заснул.

Как только выглянуло солнце, я проснулся и двинулся дальше на север, к столице. Сначала я предполагал, что мне удастся подкараулить на дороге какой-нибудь обоз или торговый караван, чтобы побыстрее добраться до Стерпора, но все обозы, как назло, двигались в противоположную сторону. И не просто двигались – они неслись с огромной скоростью, словно кто-то за ними гнался. Купцы покрикивали на погонщиков, и те заставляли лошадей мчать во весь опор. На меня, двигающегося в сторону Стерпора, охрана обозов посматривала как на сумасшедшего…

Меня так мучили голод и жажда, что я предпринял попытку встать на пути разгоряченных лошадей, но в последний момент пришлось отпрыгнуть в сторону, поскольку погонщики и не думали останавливать взмыленных животных, а умирать мне еще было рановато. На одиноких путников спешащие торговцы не обращали никакого внимания. Можно было умереть от жажды, растянуться в дорожной пыли и навсегда застыть, в последний раз взглянув на ослепляющее солнце, но никто бы все равно не остановился. Голову тебе размозжили бы тяжелые копыта лошадей, да колесо одной из телег прошлось по телу…

Я замотал лицо по самые глаза оторванным рукавом шелковой рубахи, чтобы в нос не забивалась дорожная пыль, серым облаком висевшая над дорогой. Мне представлялось, что узнать меня в таком безобразном виде невозможно. Но здесь я оказался не прав. К этому времени моя популярность в Стерпоре уже возросла настолько, что кое-кто, обладающий зорким зрением, в конце концов различил, кто скрывается под этой маской.

После того как я был опознан, в пути мне все чаще стали встречаться какие-то подозрительные личности в запыленной, как и у меня, серой одежде. Кое-кто из них просто жал мне руку и сообщал, что час грядет и в этот час он непременно будет со мной, другие с самым значительным видом предлагали мне поддержку в борьбе. Я неизменно соглашался, но большинство незнакомцев, пройдя со мной не больше мили, отставали. Парочка ходоков притащила мне бочонок со светлым элем, который я, вдоволь напившись, бросил на дороге, а одна сердобольная женщина принесла головку сыра. Я с жадностью жевал сыр, а она стояла и гладила меня по голове, приговаривая: «Храни тебя силы небес, наш спаситель!» На глаза ее навернулись слезы, и она, внезапно устыдившись своей слабости, убежала.