какие элементы культуры помогут нам увидеть, как культура влияет на прогресс. Они, в принципе, оказались не готовы обсуждать меры, способствующие изменениям.

Английский учёный Джон Грей, знаменитый своим презрением к политической корректности, написал: «В XXI веке мир наполнен грандиозными руинами несостоявшихся утопий XX века. Неужели сейчас нам предстоит строить прекрасную иллюзию вновь?»

Интересно, что сейчас, после обвала всей финансовой системы либерального мира, мысли Джона Грея звучат особенно отрезвляюще. Например, Грей утверждает, что если научное знание человечества аккумулятивно, то есть постоянно обновляется и растет, то человеческая этика – не прогрессирует. Что если наука постоянно расширяет круг познаний окружающего мира и вооружает человека его способностью трансформировать природу, то человеческая этика осталась такой же, какой была три тысячи лет назад. То этическое, что достигнуто в одном поколении, утверждает Грей, может быть утеряно в следующем. Это очень глубокая мысль. Человечество расширяет свои технические и научные возможности, совершенствует свои средства коммуникации, стремясь переделать мир, а человеческая этика остаётся такой же, какой она была тысячи лет назад. Человек так же боится голода, нищеты, унижения и смерти, как и его предки. Современного человека можно за несколько часов превратить в жалкое дрожащее существо, в животное. И для этого не нужно быть узником иракской тюрьмы Абу-Грейб, достаточно быть её тюремщиком. И фото американских солдат, издевающихся над заключенными – прямое этому доказательство. Джон Грей утверждает, что любая цивилизация достигает своего расцвета и возвращается к упадку. Мы должны об этом всегда помнить, и мне кажется, что в этом смысле либералы старательно избегают политически некорректных сомнений, предпочитая придерживаться убаюкивающих наше сознание иллюзий.

Сейчас я выскажу еще одну политически некорректную мысль. Яркий и парадоксальный социолог Александр Зиновьев утверждал, что мы рассуждаем о развитии общества исходя из устаревшей концепции XX века, исходящей из убеждения, что человечество через пробы и ошибки движется к как бы неизбежной демократической модели общества. После распада соцлагеря Фукуяма даже расстроился, написав о конце истории. Но в мире, на деле, происходит уже новый процесс. В разных странах происходит медленное, но неуклонное слияние трех властвующих элит – политической, финансовой и медиа. Конечно, эта монополизация властью информационного медиапространства происходит с разной степенью откровенности. В России, к тому же, законодательная, исполнительная и судебная ветви власти слились в один монолитный институт. Но в связи с этими процессами беспрецедентно возрастает роль этих властвующих элит в конструкции социальных систем. В разных обществах происходит формирование конгломерата, который Александр Зиновьев назвал «сверхвластью». Он писал: «В мире наступает постдемократическая эпоха. Не только в развивающихся, но и в развитых странах происходит ограничение гражданской демократии. Мир переходит от уровня общества к «сверхобществу». И, естественно, что качество влияния властного конгломерата на исторический процесс увеличилось. Зиновьев даже утверждает, что мы входим в эпоху «планируемой истории». Я уже вижу иронические улыбки на лицах читателей, но, тем не менее, сегодня моя задача – это подлить масла в костер вашей фантазии. Если на секунду предположить, что эти утверждения небезосновательны, то можно представить себе, что «сверхвласти» может потребоваться научное понимание реальности, которое невозможно без понимания культурного кода своей страны. И если трезво посмотреть в лицо такой реальности, то можно сказать, что роль культурологии – помочь сверхвласти, если она осознает необходимость реформы национального сознания, дать ей инструмент анализа.

Я задаю себе вопрос в отношении России – возможно ли выработать тот инструментарий, те методы, которые позволили бы внедрить в российское сознание хотя бы понятие Индивидуальной Анонимной Ответственности. С точки зрения психолога-бихевиориста, ответственность есть следствие страха нарушить закон, ибо его нарушение ведет к наказанию. Кто работал в США, знает, какой ужас вызывает у рядового американца звонок IRS (налоговой инспекции). Как ни парадоксально, но этот страх, этот сознательный отказ от нарушения закона и есть основа свободы. Ведь неважно, чего ты боишься, Божьей кары или государственного суда, важно, что ты не преступаешь закон – здесь и начинается свобода.

Я часто думаю о том, как много компонентов и как много веков требовалось истории, чтобы выковать ту или иную национальную этику или ментальность. Устойчивость этих формирований может быть сродни только устойчивости экосистемы. Экосистему резко нельзя изменить, её можно только разрушить. И в этом смысле требуются новые уровни познания или политики, чтобы пытаться воздействовать на такие тонкие и одновременно устойчивые формирования – такие, как экосистема, или национальное сознание.

Попытки изменить национальную культуру при помощи политики грубой силы приводит к результату обратному – культура успешно сопротивляется. Это видно на примере Ирака и Афганистана. С помощью штыков и введения декретов надеяться изменить национальное сознание наивно. Так же наивно, как сжигать деревянных идолов, чтобы обратить людей в другую веру, либо стричь бороды, чтобы сделать их европейцами. Эти механические способы сродни средневековой науке. Но мы живём сейчас в гораздо более удивительном мире, когда законы физики постоянно обогащаются, а законы механики, благодаря нанотехнологиям, открывают новые горизонты по использованию любых химических элементов, нарушая этим все привычные представления о физических свойствах этих элементов. Мы живём в то время, когда медицина стоит на пороге великих открытий – увеличения продолжительности жизни, а генетические открытия раскрывают новые тончайшие механизмы управления человеческим организмом и органической жизнью. Мы живём в такое время, когда начинаем понимать, что экология планеты – хрупкая, но могущественная структура – противостоит деятельности человека на Земле.

Но мы пока еще далеки от того, чтобы понимать, какие тонкие инструменты нелинейного мышления нужны нам, чтобы влиять на национальную культуру. Здесь приходит на ум одно высказывание культуролога Теодоре Москосо, который 20 лет работал в Латинской Америке (его процитировал в одной из своих книг Лоуренс Харрисон): «Случай Латинской Америки настолько сложен, из него так трудно найти выход, здесь так много горя и опасностей для людей и всего мира, что можно без преувеличения говорить о муках. Чем дольше я живу, тем больше понимаю: так же как один человек не в состоянии спасти другого, если у того нет воли спастись самому, так и одна страна, движимая самыми благими намерениями, не может спасти другую, как бы она не старалась, если у этой страны самой нет желания спасти себя».

У России пока не наблюдается желания спасать себя, мы ищем виноватых где угодно, только не в своей культуре. И такая грандиозная задача, как ИЗМЕНЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ, будет решена, только если политические, интеллектуальные и другие общественные лидеры России осознают, что ряд традиционных ценностей препятствуют созданию общества, устремленного к демократии и социальной справедливости. Просто любые попытки реализовать