— Ну полно. Не надо так растравлять себя. Ведь вы все время наблюдаете за Рупертом и должны видеть, что он не так уж и поглощен всем этим. А что значит маленькая неточность по поводу программы одного вечера? Уверен, и раньше такое бывало. Я с легкостью представляю себе, как они с Морган сидят, обсуждая экономические проблемы и этику постхристианской эпохи, и даже забывают взяться за руки. Они оба такие глубокомысленные.

— Но тогда почему… мне все же не удается связать это воедино. И не хочу ничего представлять себе. Я уверена, раньше Руперт меня никогда не обманывал, даже и в мелочах.

— Ваша уверенность трогательна. Ну конечно, всем нам известно, что Руперт — уникум.

Замерев, Хильда смотрела в сад, где свет делался розоватым, кусты роз становились пышнее, воздух теплел и капли дождя испарялись с листьев. Выпрямив спину и едва касаясь подлокотников, она сидела, стараясь ни до чего не дотрагиваться, словно вдруг осознала, что хрупка, словно тонкий фарфор. Никогда прежде Руперт не лгал ей, она была в этом уверена. Внешне эта уверенность выглядела, вероятно, наивной. Но она чувствовала ее изнутри. У нее были собственные доказательства, полученные благодаря внутренней связи, особой тайнописи любящих. Совсем недавно внутренняя связь пропала. Но хорошо ли она помнит прошлое? Может, она пропадала и раньше? Действительно ли Руперт был доволен своим браком? И, не вынуди ее обстоятельства, задумалась бы она хоть когда-то об этом? Ей было выгодно обманывать себя, теперь она разглядела это.

— Внешне я должна сохранять спокойствие, — сказала она вслух.

— Не надо так мучиться.

Джулиус потянулся к ней через стол и дотронулся до напряженной руки. Из-под складчатых век дружелюбно и ободряюще поблескивали темные глаза. Волосы, подстриженные чуть короче, чем прежде, были жестко зачесаны назад, и это придавало лицу моложавость и еще больше подчеркивало орлиный нос. Изогнутые длинные губы были растянуты в улыбку, а потом поникли.

— Дорогая! Расслабьтесь. Вспомните, что у вас не беда, а лишь серия маленьких неприятностей.

— Серия маленьких неприятностей создает большую.

— Нет. В таких делах — нет. Проступки Руперта, если даже употребить это слово, всего лишь отрывочные, мимолетные и случайные промахи. Хорошо, пусть он солгал вам в тот вечер. Предположим, он дал Морган денег, предположим, они обменялись двумя-тремя письмами, предположим, их видели вместе. Все это не должно суммироваться. Гораздо справедливее увидеть в этом ряд спонтанных импульсов, а вовсе не определенную тенденцию.

— Дал ей денег? — спросила Хильда. Это было совсем что-то новое.

— А почему бы и нет? — приподнял брови Джулиус. — На самом деле, это лишь мое предположение. Или догадка. В последнее время у Морган завелись деньги. Иначе откуда все эти новые, довольно дорогие платья? Уж я-то не давал ей ни гроша.

Хильда, моргая, смотрела в сад, где солнце уже растворяло остатки влаги и кое-где вспыхивали бриллиантами последние удержавшиеся на листьях капли дождя. Действительно, почему бы и нет? И все-таки сама мысль о Руперте, потихоньку снабжающем Морган деньгами, была непереносима. Может быть, он ходил с ней по магазинам…

— Нет-нет, — возразила Хильда. — Нет, я сомневаюсь… Но эти платья… Я, признаться, тоже удивилась…

— В конце концов, и это несерьезно, — сказал Джулиус. — Ну же, разве вы сами всегда признаетесь Руперту в своих тратах? Никогда никаких маленьких секретов?

— Никогда. — Или почти никогда, добавила она мысленно. Ведь я так и не рассказала ему, что поддерживала Питера. Но это совсем другое. Другое, но все-таки ложь, подрыв незыблемых оснований.

— Не думаю, чтобы речь шла о крупных суммах, — сказал Джулиус, — так что лучше считать, что тревожиться не о чем. Но ведь всегда лучше знать, чем быть в неведении. Думаю, вы уже заглянули к нему в стол.

— Разумеется, нет! Как мне могло прийти в голову шарить в ящиках Руперта! К тому же он так аккуратен… — Куда я лечу? — мысленно ужаснулась она. Только что вскрикнула от негодования, и уже рассуждаю, будет ли это иметь хоть какой-то толк. Как быстро можно утратить веру и предать свои принципы.

— Хильда, да вы не поняли. Я же не говорил о поисках компрометирующих документов, к тому же я совершенно уверен, что их и не существует. Просто подумалось, что вам станет легче, если вы обнаружите, скажем, какую-нибудь вполне невинную записку от Морган, обыкновенную, теплую, дружескую. Это позволит взглянуть на их отношения изнутри. А как раз это вам и необходимо… чтобы унять все нелепые страхи.

— И все-таки я не стану перерывать стол Руперта! — крикнула Хильда.

— Если вам это видится так, разумеется. Но, дорогая, прошу вас, поймите, что все это — ворох не связанных друг с другом мелочей. Нет ни романа, ни пламенной страсти, решительно ничего, что чревато последствиями. Вы верите этому? Да?

— Да, — ответила Хильда. Но голос прозвучал мертвенно.

— Тогда расслабьтесь. Можно, я снова возьму вас за руку? Прикосновения — это так важно. А глупые условности даже сейчас препятствуют нам в этом. Молодежь, та ведет себя правильнее. Наша жизнь так быстротечна в этой юдоли слез. Необходимо использовать все, что дает утешение и согревает.

— Вы очень добры, Джулиус. — Безвольно протянув руку, Хильда ответила на пожатие, а потом посмотрела ему в глаза: темно-карие, чуть ли не фиолетово-черные бархатные глаза. Длинные губы опали и вздрогнули.

— Хильда, моя дорогая, это вы бесконечно добры ко мне. Позволить другому хоть в чем-то прийти на помощь — доброта истинная. Я одинок, отвергнут, у меня нет семьи. С вами я в первый раз почувствовал, что значит дружеское тепло. Надеюсь, эти слова не рассердят вас.

— Они меня радуют. Приходите ко мне всегда, когда вздумается… Все ваши родственники умерли?

— Да. Считается, что я удачлив. Известен своими работами. Не зависим в средствах. Вроде бы у меня не должно быть забот. Но внутри — пустота. Пустота, понимаете, Хильда? И чувство безмерного одиночества.

— А жениться вы никогда не думали?

— Никогда. Извините, Хильда. Морган очень мила, но… как мы оба отлично знаем… изменчива и ненадежна. Были, конечно, и другие женщины. А я уже не молод Не хочу, чтобы вы считали меня несчастным. Да, женщины меня всегда бросали, но потом я испытывал облегчение. Думаю, брак не для меня. Мне нужна прочная дружба с женщиной чуть постарше, замужней, рассудительной, умной, добросердечной. Вот такой. — Он пожал ее руку. — Знаете, вы ведь куда умнее сестры. Я мог бы говорить с вами о том, чего и сам не понимаю. Как-нибудь расскажу о себе, если, конечно, вам не будет скучно и вы согласитесь выслушать.

— С огромной радостью, Джулиус. И уж, конечно, вы мне никогда не наскучите!

— Я ведь бездомный…

— Пусть ваш дом будет здесь. Мы с таким удовольствием… — Хильда запнулась. «Мы» выскочило рефлекторно, а ведь никакого «мы» уже не было. И не было дома. Было всего лишь помещение, в котором двое исподволь следили друг за другом. Но как автоматически сработала реакция! И как странно, что в этот момент ей приятно держать руку Джулиуса, чувствовать, как ее согревает это уверенное твердое пожатие, радоваться тому, что Джулиус собирается рассказать ей о себе, и она теперь будет знать о нем больше, чем Руперт. На Руперта это произведет впечатление. «Джулиус никогда не раскрывается», — сказал он однажды. Теперь они пригласят к себе Джулиуса. Но нет, снова эта ошибка, эта невольная попытка распространить на будущее то, чего уже нет. Она должна высоко держать голову. Все это только мелочи, незначительные, преходящие, не связанные друг с другом. Ничего не случилось, да, ничего не случилось. И Хильда бурно разрыдалась.