Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В её личном деле было много интересных случаев: остригла себе волосы, упала и сломала руку, упала и разбила нос, рассекла губу, расцарапала себе спину и лицо… И на все издевательства «над собой» директриса закрывала глаза. Настоящие виновные не были наказаны.
Читая содержимое папки, я убеждался, что судьба вела Нату ко мне намеренно. Мне нужен был её свет, а ей моя тьма. Наивная малышка попала в когти Дьяволу. Классика.
— От меня Вы что хотите? — натянуто скрипит директриса. Она стучит неприятно рукой по столу.
— Сказал же, анализы. Список и клинику, в которым Вы можете их сдать, пришлю Вам на почту. Все расходы беру на себя. — Докуриваю, Тушу сигарету о землю в горшке. Окурок оставляю там же. — Не думайте, Ирина Михайловна, что это просьба…
— А кто Вы такой, чтобы мне приказывать? — спрашивает строго женщина, глядя на меня с неприкрытой ненавистью.
— Я тот, у кого есть папка на Вас со всеми махинациями, расхищением бюджета. Поверьте, там занимательный материал. Хотите обнародовать?
Сглатывает.
— Зачем Вам нужны мои анализы? Что с Наташей? — Напрягается. Мне хотелось бы увидеть участие на её лице, зерно любви к дочери, но там лишь интерес, зачем всё это нужно.
Ирина Михайловна ненавидела свою дочь, потому что не хотела ребёнка и не желала смотреть на ошибку своей молодости.
— Вас это не касается. Сделайте, как нужно всё. — Нате точно не нужно знать ничего про эту тварь. Пусть думает, что её мама умерла при родах или совершила ошибку по глупости, а теперь раскаивается. Иногда, так лучше.
— Вы же знаете, что она моя дочь. Значит, касается.
— Разве? — Вскидываю брови, делая вид, что удивлён. Хочу поиграть. — А в свидетельстве о рождение пусто стоит. Как неожиданно… Я думал, Ната тут как воспитанница жила, а оказывается она при матери тут… ох, как неудобно получилось.
Начинает часто дышать, оттягивает блузку, чтобы не покрыться противной испариной, свойственной такой толстокожей мамонтихе.
— Всегда знала, что она хорошо устроится. — Выдаёт Ирина Михайловна, продолжая меня поражать своей чёрствостью. — Рада, что подарила девчонке милое личико.
— К сожалению, на этом ваши подарки закончились. — Обрываю этот разговор. — Ирина Михайловна, сразу расставлю точки над «и». Вы мне не нравитесь, Ната не знает кто вы на самом деле. И я не хочу, чтобы узнала. Не нужно ей расстраиваться. Если же Вы решите расстроить мою жену, то просто уголовкой не отделаетесь. Я Вас раньше срока подкопаю к вашему покойному папе. Вы же любите навещать его на кладбище? Хорошее там место, спокойное. Вам понравится…
Поднимаюсь, не хочу заставлять Нату ждать.
— Захотите поиграть со мной и не сделаете как велено. Я притащу Вас в больницу силой. Поверьте мне, убеждать я людей умею.
Она сглатывает.
— Вы ошибаетесь. Дочери ещё один подарок я всё-таки сделала. Избавила её от такой матери как я!
Ната.
Карабинер даже здесь находит дела и пропадает на несколько часов без каких-либо объяснений. Раньше я бы проглотила всё молча, но сейчас внутри меня всё бунтует. Какие у него могут быть дела в Ярославле?
Я не знаю, чем заняться в отсутствие Зейда. Какое-то время сижу в номере, а потом решаю навестить детский дом, в котором выросла, принести сладости детям, что там живут. При мне там редко баловали чем-то вкусным. Даже мелочь может порадовать детей.
Заезжаю в магазин и покупаю коробки с печеньем и конфетами. Гружу это всё в такси и еду к серому зданию, отдалённо напоминающем детский дом, больше тюрьму.
Таксист помогает мне выгрузить коробки рядом с входом в детский дом и говорит, что я молодец, делаю доброе дело. Его замечание меня забавляет. Это говорит мне человек, что не решается даже помочь занести мне вещи внутрь.
И всё равно, настроение немного приподнимается. Надеюсь, что и дети обрадуются сладостям.
Поставив коробки на асфальт, я разгибаюсь, чтобы размять шею и поправить сумку. Замираю при виде высокой, сильно выделяющейся на общем фоне фигуре.
Сначала я не верю своим глазам, но потом успокаиваю себя. В Ярославле просто не может быть второго такого мужчины. Зейд. Точно. Это не галлюцинация.
Выходит вальяжно из главного входа и закуривает. Лениво затягивается и проводит рукой по волосам. Только он может так курить. Мужчина поднимает голову и только тогда замечает меня в нескольких метров от него.
Я стою обескураженная, не понимаю, как понимать всё это. Он что пробивает моё прошлое? Зачем? Хочет убедиться, что я достойная его кандидатура?
Нервно сжимаю и разжимаю руку. У меня много вопросов и нет ответов на них.
Карабинер подходит ко мне в плотную, его глаза не дают мне ответы, лишь путают.
— Я просил тебя подождать меня в номере. — С укором говорит он, вынуждая меня рычать от негодования. Он сейчас не в праве так говорить со мной. — Что ты тут делаешь?
— У меня тот же вопрос. Что ты тут делаешь? Пробиваешь моё прошлое? — Густые брови насмешливо изгибаются. Значит, промахнулась. Неожиданно меня озаряет. — Хочешь усыновить ребёнка?
Не знаю, что думает Зейд. По его лицу ничего не понятно.
Мужчина просто не отвечает мне.
— Заноси свои коробки внутрь. Быстрее начнём, быстрее закончим. — Открыто даёт понять, что не намерен обсуждать его присутствие здесь. Берёт в руки практически все коробки и идёт обратно ко входу. Мне остаётся лишь семенить за ним.
Я с него так просто не слезу, заставлю сказать мне правду.
— Зейд, я жду ответа.
— Слишком требовательная ты стала в последнее время. — Нет и тени улыбки. Знаю, как раздражаю его вопросами и своим упорством. Карабинер не привык отчитываться, он вообще любит немногословность и слепое выполнение его приказов.
Я иду за ним, пытаясь схватить мужчину на ходу за локоть и потребовать объяснений.
На середине пути перед нами вырастает бледная Ирина Михайловна, главный монстр из прошлого. Я замираю и делаю глубокий вздох. Когда ехала сюда, не думала, что увижу её. В глубине души надеялась, что она больше тут не работает.
Директриса бросает беглый взгляд на Зейда, потом на меня. Успели познакомиться. Вот, значит, как.
— Добрый день. — Чеканю холодно, пытаясь совладать с эмоциями. Меня жутко распирает от количества вопросов. — Я хотела угостить детей сладостями.
Жду, когда она что-то скажет противное, ужалит своим мерзким языком.
— Проходите. — Кивает сухо она, опуская глаза. Из груди невольно