А еще она сумела разглядеть, что его высокомерие наносное.

–  Я думал, мы с этим уже покончили.

Ее пальцы крепче сомкнулись на его бедрах.

–  И да и нет. Я хочу знать, кто ты на самом деле, Рандур Эстеву.

–  Вы будете разочарованы, – отвечал он небрежно.

–  Вряд ли. По-моему, то, что ты так стараешься помочь своей матери, свидетельствует о твоем благородстве.

–  Я не хочу говорить об этом.

–  Скажи, – сменила тему Эйр, – ты спал со столькими женщинами, а ты в кого-нибудь влюблялся по-настоящему?

Он смотрел на нее сверху вниз, и по его замешательству она поняла, что он удивлен.

И продолжала:

–  Я хочу сказать, любил ли ты кого-нибудь больше, чем себя?

Он расхохотался и прижал ее к себе еще плотнее, так что весь следующий круг танца они соприкасались животами. Их движения стали плавными, в них ощущалась совершенно иная глубина, и, куда бы ни несли его ноги, она везде следовала за ним, поспевая с легкостью, ничем не нарушая ритма.

–  Нет, – ответил он. – Влюбляться – это не в моем стиле. Да и вообще, мне никогда особо не нравились девчонки с Фолка. Начать с того, что, на мой вкус, они слишком редко мылись.

–  Для человека, выросшего в столь бедной провинции, у тебя на редкость взыскательный вкус.

–  Она не всегда была бедной, – проворчал он, и она тут же по-чувствовала укол совести за то, что навесила на него этот ярлык.

–  Так я и думала, – спустя некоторое время сказала она. – Начать с того, что у тебя хорошие манеры. Ты красиво ешь. А еще я замечала, как, идя по коридору, ты всегда пропускаешь даму вперед.

–  Это не ради них, – фыркнул он.

–  Рандур, ну будь серьезным.

–  Извините. – Он улыбался. – Когда-то мы были очень зажиточной семьей, давно, еще до того, как империя взялась за наш остров по-настоящему. Я хорошо усвоил одно: на землях Джамуров кто богат, тот и счастлив. Кто владеет ресурсами, тот имеет власть, влияние и все возможности, а это несправедливо. Взять хотя бы вас – вы можете делать в этих залах все, что захотите. Так и мы когда-то, у себя на острове, владели богатыми залами и слугами, пока не потеряли свою землю. Мать никогда подробно не рассказывала мне, как именно это произошло, просто потеряли, и все. Все пропало, но она хорошо воспитывала меня. И довольно строго, надо сказать. Ведь мой отец умер еще до того, как я успел его узнать, а с двумя сестрами, которые у меня есть, мы никогда не были близки по-настоящему. Так что всем, что я умею, я обязан матери. – Помолчав, он добавил: – Я перед ней в долгу.

–  Судя по твоим словам, ты не виноват в том, что с ней случилось. Ты хороший человек, Рандур Эстеву.

Он смущенно покачал головой, как будто сам едва начал понимать, что случилось.

–  Нет, это не так. Я лжец, вор, бабник и часто дерусь – слишком многих раздражает моя манера одеваться. Правда, в драке я стараюсь не причинять людям лишнюю боль.

–  Твоя честность проявляется в том, какую цель ты перед собой поставил. В наше время уже не случается битв, о которых потом сложат легенды, нет героев, о которых в будущем напишут истории. И по-моему, это ужасно благородно, когда сын старается дать матери шанс прожить подольше.

–  Все не так просто, – заметил он.

–  Расскажи мне, Рандур, – просила она, балансируя на тонкой грани между серьезностью и смехом. Что же ей сделать, чтобы он полностью открылся ей?

–  Ты когда-нибудь была перед человеком в долгу настолько, что все, что бы ты ни делал потом, казалось по отношению к нему предательством?

–  Значит, ты просто освобождаешься от чувства вины перед ней? – уточнила Эйр. – Найдешь культиста, который даст ей добавочные годы жизни, и так оправдаешься в собственных глазах?

–  Думаешь, все уже обо мне знаешь? – тут же ощетинился он.

–  Просто ты интересен мне, вот и все, – сказала девушка и едва удержалась, чтобы не добавить: «И ты никогда не узнаешь, до какой степени, если так дальше пойдет».

–  Ну, если я для тебя как открытая книга, так нечего и пытаться меня разговорить. – И он направил ее в другую последовательность движений, ту, где ведет женщина. Это у нее не слишком хорошо получалось, причудливые фигуры танца давались ей с трудом, и ему пришлось повторять с ней одни и те же шаги до тех пор, пока они не стали получаться у нее бессознательно.

Эйр вдруг остро захотелось рассказать ему о своих чувствах:

–  Рандур, по-моему, ты сильно отличаешься от всех мужчин Балмакары. Ты не пытаешься произвести на меня впечатление, не осыпаешь меня на каждом шагу комплиментами. Даже наоборот, ты иногда бываешь откровенно груб со мной, небрежен, и… Астрид знает почему, но это только повышает мой интерес к тебе.

–  Что тут непонятного, я же чертовски хорош собой.

–  А знаешь, еще я поняла, что ты шутишь, когда тебе неловко говорить правду.

–  Чушь, дамочка, – буркнул он.

–  И грубишь, когда не хочешь признать, что ты не прав.

На некоторое время воцаряется молчание, нарушаемое лишь уверенным ритмом их шагов по каменному полу.

–  И последнее, – начала Эйр решительно. – Учитывая полное отсутствие у тебя… э-э-э… назовем это моральной дисциплиной…

–  Да?

–  Почему ты до сих пор не попробовал со мной?

–  Прежде всего потому, что мне дорога жизнь. Еще я не хочу, чтобы мне отрезали член и зашвырнули его с городской стены куда подальше. Кроме того, ваше положение обязывает вас действовать, скажем так, в пределах официальных рамок.

–  И это все? То есть не будь я сестрой императрицы, ты попробовал бы?

–  У вас, леди Эйр, отличная маленькая попка, славная улыбка и дюжина соблазнительных округлостей в самых подходящих местах, так почему бы и нет?

Было что-то невероятно освежающее в его прямоте, в явном отсутствии заботы о том, какое впечатление он производит. Ей это нравилось. И еще ей хотелось обладать возможностью шептать ему на ухо разные нежности и скабрезности в ответ.

–  Считай, что ты получил мое официальное разрешение попробовать.

–  Что ж, по крайней мере, честно. – Он пожал плечами. – И результат известен заранее, верно? Но я не так предсказуем.

Она отодвинулась от него на шаг:

–  Рандур Эстеву… ты просто бесишь меня иногда!

–  Эй, расслабься. Я же пошутил.

Когда она успокоилась, они вернулись к шажкам, подскокам и выкрутасам танца. Его грудь прижималась к ее груди, ладони лежали на ее лопатках.