Ууламетс оттолкнулся от дерева и пошел прочь от них.

Тогда Саша вышел вперед и неожиданно издал странный предостерегающий звук. Его рука была поднята вверх, словно он стремился отразить чью-то невидимую атаку, во всяком случае так показалось Петру, который с тревогой наблюдал за ним, и они оба застыли на мгновенье: Саша от чего-то неожиданно случившегося с ним, а Петр от переполнивших его сомнений, что делать и с кем сражаться, пока Саша не уронил свою руку на правую руку Петра.

— Она… — начал было Саша, но тут же свалился Петру на шею и повис на нем, будто в одночасье лишился всех своих сил. — Бог… знает что, Петр…

Петр бросил встревоженный взгляд на Ивешку, которая выглядела совершенно бесстрастной, совсем-совсем холодной, и предположил, что за метаморфоза могла произойти: покупка была слишком дешевой, или попросту говоря, дочь Ууламетса могла найти сердце слишком хрупким товаром для того, чтобы владеть им, в конце концов.

Слава Богу, подумал Петр, что Саша все еще остался в здравом уме. Но мальчик наконец хоть что-то почувствовал и должен просить прощенья за то, что завел Петра в это место. Он должен поклясться, что никогда не захочет стать колдуном…

— Ничего не поделаешь, если таким уродился, — проговорил Петр, продолжая поддерживать мальчика, и осознавая, что сам Петр Кочевиков не верит в это, потому что если бы поверил, то должен был бы умереть именно, так как умер его отец, вместо того, чтобы умереть так, как он представлял себе это именно сейчас, и что было достаточно вероятным: он мог сделать свой выбор между призраком, лишенным сердца, или водяным, который намеревался закусить им на ужин, но ни в один из этих исходов он, признаться, по настоящему не верил. В этом, казалось, и была удача игрока.

Кто-то должен был похоронить останки, даже если сама Ивешка проявляла никакой заботы об этом, да и сам Ууламетс по-прежнему оставался у своего костра и не проявлял к ним никакого интереса. Поэтому Петр с помощью своего меча разрыхлил грязь и при свете туманного утра вместе с Сашей свалили в кучу мокрые листья и грязь, так как смогли, из уважения к приличиям.

Саша был все еще бледен, его руки, перепачканные землей и остатками старых листьев, были белыми как мел. Лишь обветренная на ветру кожа, придавала единственный живой оттенок его лицу.

Более того, он лишь изредка поднимал глаза, и если поднимал их, то с каким-то неясным выражением стыда, который действовал на внутреннее состояние Петра, так же как действовала на него Ивешка.

— С тобой все хорошо? — спросил он. — Саша?

Саша кивнул, не глядя на него, и Петр прикусил губу, предчувствуя беду.

— Давай попробуем расшевелить старика и заставим его уйти отсюда, — сказал он. — Послушай: независимо от того, что бы мы не решили делать в дальнейшем, сейчас нам всем следует вернуться на лодку, добраться до дома, а потом попытаться повторить все это еще раз…

Но Саша покачал головой и на этот раз не отвел своего истощенного мрачного взгляда от глаз Петра.

— Нам не удастся выбраться отсюда, и мы не сможем попасть домой.

— Ты уверен в этом? — с большой осторожностью спросил его Петр. Он сам почувствовал в этот момент внутренний холод, от которого к нему подступали слабость и страх. — Саша, скажи мне, ты освободился от нее?

Тот задержал на нем долгий взгляд, а затем сказал:

— Никто из нас не свободен сейчас…

Петр слегка тряхнул его за руку.

— Саша, черт возьми, не говори так.

Саша как-то странно взглянул на него, затем заморгал, и посмотрел на него внимательно, положив свою холодную руку поверх его, и сжал пальцы.

— Со мной все в порядке, — сказал он, и смятение, только что охватившее Петра, куда-то исчезло, а вместо этого неожиданно возникло ощущение присутствия Ивешки, что он почувствовал, как его подмывало взглянуть и убедиться, не стоит ли она рядом с ними.

Но что-то остановило его от попытки повернуть голову. Что-то заставляло его не отрываясь смотреть в сашины глаза. Что-то уговаривало его отбросить все страхи.

Это состояние было еще незнакомо ему и отличалось от всего, с чем он уже сталкивался здесь.

А Саша сказал ему тихо и спокойно:

— Что бы это ни было, в первую очередь оно постарается добраться до меня, Петр. И сопротивляться становится все труднее и труднее.

Он почувствовал, как его рука начинает дрожать, возможно от неудобного положения. Под собственным коленом Петр чувствовал леденящий холод земли.

— Послушай, — сказал он, с усилием выдавливая из себя слово за словом, — я очень благодарный человек, и я все понимаю. Но только, прошу тебя, не делай этого. Не напрягай свою волю и свои желания в попытках заставить меня отказаться от беспокойства за тебя, малый! Ведь это чертовски глупо, разве не так?

Саша заморгал глазами, а его рот сложился в гримасу, которая должна была служить подобием слабой улыбки. Он еще крепче сжал пальцы на руке Петра.

— Да… Но она не осмелится бороться со мной, потому что знает, что в этом нет ничего хорошего для нее. Так что пока все в порядке. Я вполне смогу удержать ее на расстоянии, и не беспокойся больше об этом.

— Но пытайся уговаривать ее негромко, как настоящий воспитанный мальчик.

Теперь гримаса растянулась в нечто похожее на усмешку. Саша похлопал Петра по руке, глубоко вздохнул и присел, опираясь на пятки.

Перед ним, как будто, был все тот же Саша, смышленый, исхудавший мальчик, взваливший на свои плечи слишком непомерный груз. Петр потер шею и взглянул на него еще раз, отказываясь спрашивать даже самого себя о том, что же такое они только что похоронили, или о том, а имела ли вообще дочка старого Ууламетса когда-нибудь в своей жизни сердце, до тех пор пока не позаимствовала его у Саши.

И швырнула его назад, может быть, еще до того, как Ууламетс собрался разбить его.

Или, может быть, потому, что сашина бескорыстная доброта не позволяла ей удержать его в себе… в этом и была та неизбежная ловушка, в которую она попала, не ведая того.

— Так что же мы собираемся делать? — спросил он Сашу. — Мы хотя бы имеем уверенность в том, что дедушка сохранил рассудок?

— Я думаю, что да, — ответил Саша, добавив с дрожью в голосе: — Если это случиться с каким-нибудь колдуном, то я думаю, что со временем… со временем…

— Но ведь ты-то не сумасшедший, — сказал Петр. — Я не уверен насчет него, но я все же знаю тебя, малый, и ты не должен повторить его судьбу. Если ты хочешь услышать совет несведущего человека… то пожелай, чтобы мы выбрались отсюда, и как можно быстрее. И не забудь прихватить и дедушку.

— Когда ты хочешь добиться чего-то конкретного, то события разворачиваются именно так, как они могут происходить, а уж никак не в соответствии с твоими желаниями.