живом уголке есть веник — в меру жесткий, он как нельзя кстати подходил для моих целей.

— Палка нужна или что-то похожее, — объяснила я ребятам. — Побудьте здесь, я сейчас приду.

Моника проводила меня страдальческим взглядом. Я протянула руку и коснулась ее головы — она впервые не отпрянула и только вздрогнула всем телом.

— Погоди, — сказала я. — Достанем твоих малышей!

Пока я ходила за веником, ребята справились сами. Когда я вернулась, они уже вытаскивали последнего щенка. Один мальчишка, вывозившийся в грязи так, что его нужно было мыть с ног до головы, стоял на коленях возле крыльца, счищая землю со скулившего щенка. Остальных щенков ребята держали на руках. Моника, дрожа от страха перед людьми, все же держалась поблизости, но подходить к детям не решалась.

Щенят было четверо. Они только покрылись шерсткой и были еще совсем слепыми. Двое пошли в мать — такие же темно-рыжие, с темными лапами, остальные — почти черные, с бурыми подпалинами. Сейчас, вымазанные в грязи, щенки казались совершенно одинаковыми.

— Ну, и куда их теперь? — спросили ребята. — Перенести куда-нибудь?

— Давайте им домик устроим где-нибудь в безопасном месте, — вылезли со своими предложениями девчонки.

— Бесполезно, — возразила я. — Моника их либо оттуда все равно утащит, либо вовсе бросит.

— Тогда куда же? В живой уголок?

Там мне только не хватало четырех грязных слепых карапузов и их трусливой мамаши. Я огляделась.

Идея пришла неожиданно:

— К Белле!

— А она как же? Разве примет?

— Попробуем, — пожала я плечами.

Моника тряслась от ужаса и непрерывно скулила, пока мы несли ее выводок в будку к щенкам Беллы. Та как раз была на месте и встретила нас настороженно, словно предчувствовала, что мы от нее хотим.

— Ну-ну, Беллочка!.. — Я наклонилась к ней, осторожно касаясь ее затылка. — Не волнуйся, это мы пришли. Твоим щенкам ничего не сделаем.

Белла помахивала хвостом и смотрела на нас вопросительно. «Может, сделаете, а может, и нет», — говорил ее взгляд.

Я подтолкнула ребят, державших на руках щенков, вперед, давая Белле возможность обнюхать будущих приемышей. Моника все это время вертелась поблизости, но подойти не смела, словно потоп уничтожил ее право на них.

Убедившись, что Белла не спешит набрасываться на слепых малышей, мы осторожно сложили их посреди ее шестерки. И сразу убедились, что оба помета отличались друг от друга, как день от ночи. Щенки Беллы уже понемногу поднимались на лапки и выползали на свет, поглядывая на него сквозь щелочки только прорезавшихся мутно-голубых глаз. А четверка Моники еще ползала и не спешила открывать глаза. Они были моложе почти на две недели и в два раза меньше. Оказавшись наконец после всех мытарств в тепле, они разом запищали и поползли в разные стороны, ища мать. Обе собаки, как по команде, насторожились. Моника даже подошла почти вплотную.

— А ну-ка, ребята, — я взяла за локти двоих, стоявших ближе всех к будке, и отошла с ними. — Давайте оставим их в покое — пусть сами разберутся.

Мы ушли, тем более что у всех были дела — мне нужно было завершить уборку в живом уголке, а ребятам — доделать крыльцо.

Когда через полчаса мы вернулись к будке, глазам нашим предстало удивительное зрелище — в тесноте (будка была рассчитана только на одного Джульбарса, пусть он и крупный пес) кое-как разместились две собаки и десять щенков. Белла, по праву старшей, лежала более удобно, а Моника только присоседилась сбоку. Между ними копошились щенки. Малыши явно не понимали, где мать, а где кормилица, и одинаково атаковали сосцы обеих. Белла, которую из-за более удобного расположения сосали восемь из десяти малышей, вскинула на меня страдальчески-терпеливый взгляд. «Ладно уж, воспитаю и этих, — говорил ее взгляд. — Тоже ведь дети, тоже есть хотят».

С того дня, как Белла взяла на попечение сирот, они и в самом деле получили печальное право так называться. Заметив, что ее приемная мать не делает различий между своими и чужими детьми, Моника все больше отлынивала от своих обязанностей. Она еще проводила много времени со щенками, но давать им сосать уже не спешила и вообще начала частенько отлучаться — то на час, то на полдня. А однажды мы видели, как Белла рычала на Монику, когда та после короткого отсутствия попыталась залезть в будку.

Появление четырех нахлебников только в первое время тревожило Беллу. В остальном ей было не привыкать поднимать одной большой выводок. Миска ее не пустовала — дети носили ей еду из дома или ближайшей столовой. Многое она даже не доедала, и остатки приходилось выбрасывать.

Но щенки подрастали, и появились новые проблемы. Опять их куда-то надо было пристраивать. На сей раз в помете не было ни одного сколько-нибудь пушистого — обычные дворняжки, каких и без того много.

Решение снова пришло неожиданно. Щенки уже начинали выбегать из будки и скакали вокруг нее, оглашая станцию тонкими визгливыми голосами — учились лаять. Четверо подкидышей, отстававших в росте, только открыли глаза и вовсю тянулись за старшими братьями и сестрами. Моника уже и думать забыла о том, что это ее детеныши. Она приходила пообщаться с Беллой, поиграть с малышами, иногда и перекусить. Между собаками установились прежние отношения матери и взрослой дочери.

Однажды пронесся слух о том, что они искусали какого-то мальчишку, который якобы полез к щенкам. Верилось в это с трудом — разве что парень причинил боль малышу. Свидетелей происшествия не было, и директор поспешила воспользоваться этим обстоятельством, чтобы вызвать бригаду по отлову бродячих собак…

Когда я на следующий день пришла на работу, на станции царила подозрительная тишина. Машина нарочно приезжала пораньше, чтобы наверняка не застать никого из детей и педагогов. Я больше чем уверена, что Белла не испугалась людей, поманивших ее. Она привыкла доверять, и наверняка ее даже не надо было отлавливать — просто взять за загривок и отнести в машину. Может, она даже помахивала хвостом…

Конечно, бродячие собаки — настоящее бедствие для многих городов. Большинство из них носит в себе по целому букету заболеваний, опасных и для человека, а голодные стаи, случается, нападают на людей. Не мне выступать против отлова и уничтожения бродяг. Но на сей раз поступком нашего директора были возмущены в той или иной мере все — от детей до педагогов. Лена ходила с распухшими от слез глазами и потихоньку призывала на голову директора все неприятности, которые могла вообразить. Ребята перешептывались и подначивали меня написать открытое письмо в общество защиты животных или отправиться на живодерню и выкупить