Шмыгнув носом, Анюта пробормотала «Спасибо» и грустно улыбнувшись, с благодарностью посмотрела на Марию Олеговну. Неужели в этом мире существуют добрые отзывчивые люди? Как жаль, что до этого она таковых не встречала. Как жаль… Как жаль, что когда она вырвалась из лап Эдика, она побежала к тете Наде, а не сюда. Ведь тогда для нее сложилось бы все иначе. Мария Олеговна услышала бы ее историю и обязательно помогла. А смерть Лукавого, так это самооборона. Ведь ее незаконно удерживали, против ее воли. И любой суд бы ее оправдал. Но она не зала…

– Ну конечно за вас, – расплылась в приятной улыбке женщина и погладила Аню по руке, – Вы же все для меня, как родные дети. А ваша группа, так вообще незабываема. Вы же первые у меня. Аня, а что это правда, что Катя Гулю убила? И Наташа кого-то убила? И ты? Что же вы натворили, девочки?

– Нет, конечно. Там напутали все. Ни Катя, ни я, ни Наташа, ничего не делали. – Аня очень не хотела расстраивать и без того, переживающую женщину. Поэтому решила ничего не рассказывать.

– Ну, слава Богу. Я так и подумала. Но ты же в тюрьме сидела? И к Катерине зачем-то приходили.

– Я сидела по ошибке. Как видите, теперь я здесь. И более того, вступила в наследство своей обеспеченной, ныне покойной родственницы. Ее кто-то убил, а подумали на меня, так как я единственная, кто имеет прямое отношение к ее состоянию. Сами знаете, как бывает. Разбираться никто ни в чем не будет. Им лишь бы дело поскорей закрыть, да галочку поставить.

– Ой, какой ужас! – всплеснула руками воспитатель. – И сколько же ты за чужой грех отсидела?

– Восемь лет.

– Пресвятые угодники! Да что же это происходит-то?! Восемь лет за чужую вину потерять! Вот тебе и правосудие! Ну а что, убийцу настоящего нашли?

– Нашли… – грустно прошептала Анюта, подумав о Натке.

– Наказали?

– Наказали, – кивнула девушка, вспомнив, простреленную голову бывшей подруги с растекающейся под ней лужей крови.

– Ну и хорошо. Жалко, что ты пострадала не за что. А таким хоть когда-то надо отвечать за свои поступки, что бы неповадно было. А с Наташей общаешься? Была она на суде у тебя? А то она приходила, билась тут, что бы характеристику тебе хорошую дали.

– Нет больше Наташи. Умерла она.

– Ой, ты батюшки! Что случилось? Ведь молодая девочка совсем!

Опять подумав о простреленной голове, Аня сказала первое, что пришло в голову:

– С головой там что-то. Опухоль что ли. Вот и покинула она этот мир.

– Как жалко! Она такая красивая приезжала. Я ее увидела, прям обмерла, какая красивая! И надо же, горе какое. Ей бы жить да жить!

– Это точно. Мария Олеговна, а вы мне адрес больницы, где Катя лежит, не подскажете? Навестить хочу.

– Конечно, скажу. Я к ней сама периодически езжу. Хочешь, поехали вместе. Я как раз завтра собираюсь.

– Я сама доеду. Я собственно и хотела про Катю узнать, да Илюшины фотографии взять, для памятника.

– Ну да, конечно. Я же их принесла и держу. Заболталась и из головы вылетело. На, Анечка. Смотри. Там мало, но может, что выберешь подходящее. Взяв принесенную папку, она начала перебирать старые фотографии, при этом, не забывая периодически показывать некоторые изображения и рассказывать связанные с ними истории. И вот, наконец, перед Анютой появилось то, что она ждала увидеть. С замиранием сердца, она взяла в руки положенный перед ней снимок. Его лицо… Его губы, подбородок, серые глаза и эта родинка, ее любимая незабываемая родинка. С фотографии на нее смотрел ее любимый Илья. Здесь он живой, небольшая улыбка украшает его лицо. А этот взгляд… Теплый, родной… Неужели эти глаза больше никогда не будут так смотреть, а эти губы не улыбнутся? Неужели он больше никогда не появится в ее жизни? Неужели эта карточка, это единственное, что у нее от него осталось? Боль пронизывала Анюте сердце, слезы покатились из глаз, а руки пробрала мелкая дрожь. Прижав фотографию к себе, девушка ничего не говоря, поднялась и поплелась к выходу. Мария Олеговна не стала расспрашивать ее ни о чем, и даже не стала окликать. А молча проводила ее взглядом, понимая, что любые ее слова и вопросы сейчас будут лишними. Она, да и не только она, а весь детдом, знал и помнил эту неземную любовь лысой неуклюжей девочки к высокому грубоватому мальчишке. И для них это останется, в пределах их учреждения, обычной историей для рассказов, а вот для Анюты, тяжелой болью на всю жизнь.

В дверях Анюта остановилась, резко развернулась и, заплакав, бросилась к Марии Олеговне на шею.

– Анечка, девочка… Ну что ты… Я понимаю, что это горе, но ты держись. Держись. Может ему лучше там…

– Мария Олеговна, родненькая, – захлебывалась в рыданиях девушка. – У меня же совсем никого нет! Совсем никого! У меня столько всего происходило, а мне даже поделиться не с кем. Все в себе держу и понимаю, что не могу больше! Не могу!

– Аня, ты можешь мне рассказать. Я тебя всегда поддержу. Ты же мне не чужая, – гладила Анюту по голове теплой рукой, сердобольная женщина.

И Аня рассказала. Она рассказала все. Все, что с ней происходило. Про Илюшу, про Натку, про Гулю, про Эдика, про Лукавого, про тетку, про тюрьму, про истинную гибель родителей, про погибшего сына тетки, про Катю… Про все. Первый раз в жизни, она смогла выплеснуть все то, что накопилось в ее душе, за все эти годы. Первый раз, она не боялась говорить правду. Первый раз, она смогла облегчить свою душу и ничего не бояться.

Женщина слушала ее, широко расширив глаза. Она с трудом воспринимала, все услышанное. Для нормального человека, не связанного с криминальным миром, данная история казалась детективом со страшным сюжетом.

– Боже мой… Анечка… Неужели это все, правда? Ой, какой ужас… Как же ты… Как же ты все это пережила? Как же ты теперь живешь…?

– Так и живу, – грустно вздохнула Анюта, – Стараюсь все забыть и начать сначала.

– Как же это все тяжело и страшно.

– Уже не страшно. Страшно раньше было. А теперь новая жизнь. Вот, богатая скоро стану, – девушка постаралась улыбнуться. – Только что мне с этими деньгами делать? Я и пользоваться таким состоянием не умею. Разве что Илье хороший памятник поставлю. Вам сюда, как благотворительность часть передам. Квартиру куплю. В теткиной жить не смогу. Тяжело. Все тот день напоминает. А может мне все-таки учиться пойти, как я и хотела?