– У нас хватит на десерт? – спросила Джейд, когда мы покончили с ужином.

Меня до сих пор так трогало, когда она говорила «у нас», в особенности когда делала это невзначай.

– Я буду яблочный пирог с сыром, – сказала она.

– Хорошо. И я тоже. Кофе?

– Нет. Молоко. Стакан холодного молока. Как будто мне до сих пор двенадцать.

Я улыбнулся. Двенадцать. Девственница. Нет: «формальная» девственница. Которая зарабатывает карманные деньги, танцуя обнаженной для внезапно сделавшихся многочисленными друзей Кита. Пушок внизу живота подкрашен черной тушью. Второе место на детском городском конкурсе живописи, проводимом «Трибьюн», и слезы на церемонии вручения награды. Арест в «Кроч и Брентано» за кражу «Фанни Хилл»[23]. Где тогда был я? Я мог бы быть с ней. Мы даже могли бы стать любовниками. В том не было бы ничего дурного. Я нуждался в ней уже тогда, не так, как сейчас, но нуждался. Я жил в тиши своей семьи. Ей было двенадцать. Кита застукали в ее постели, они оба были в одном белье. Хью выволок Кита из ее спальни за волосы. Джейд визжала, Хью орал, а лицо Кита застыло от ужаса, как на фотографии жертвы в ленте новостей.

Появилась официантка в ковбойской одежде. Я заказал десерт. Женщины в лифте, вспомнил я, тоже были в ковбойской одежде, в лифте, который привез Джейд в мой номер в гостинице «Макальпин».

– Мне нравится этот ресторан, – сказал я.

– Мне тоже. Хотя все официантки флиртуют с тобой.

– Нет, ничего подобного.

– Ах ты, бедный, бедный, бедный, наивный мальчик. Даже наша сегодняшняя официантка прижимается к тебе.

– Изнасилование через прикосновение?

– Я серьезно! Она почти коснулась тебя грудью. И подобное происходит постоянно.

– Хотелось бы.

– Можешь даже не хотеть. Они и так чувствуют, все до единой.

– Что чувствуют?

– Какой ты, кто ты такой. Мистер Секс-машина.

Официантка вернулась с нашим пирогом, с кофе для меня и молоком для Джейд. Она вообще не приближалась ко мне, ставя на стол чашки и тарелки.

– Вот, видел? – спросила Джейд, когда официантка ушла.

– Что видел?

– Ну, тебе просто хочется поспорить. Ты не видишь того, что вижу я. И это к лучшему. Мне нужен мужчина неэгоистичный. Их, кстати, так трудно найти.

– Я эгоистичный.

– Не совсем.

– Ничего подобного. Что бы ни происходило, что бы ни говорили обо мне люди, я хотел быть с тобой.

– Это не эгоизм.

– Еще какой. Потому что я считал, что заслуживаю это. Я и никто другой.

– Ты хочешь, чтобы я заплакала.

– Почему?

– Потому что ты всегда затрагиваешь самые чувствительные места.

Было темно и беззвездно, когда мы вышли из «Раслера». Стоянка располагалась у самого шоссе, и приходилось выезжать с величайшей осторожностью, потому что все мчались пятьдесят-шестьдесят миль в час, а никаких вывесок или фонарей не было. Меня удивляло, что официальная, заранее спланированная стоянка ресторана может быть настолько опасной. Она как будто символизировала, что жизнь – штука рискованная по сути своей и сделать ее безопаснее можно лишь до определенных пределов. Пронзительный, похожий на свист насекомых шум машин, проносящихся мимо. Запах травы, свежего гудрона. «Бич бойз» по радио. Джейд за рулем, дожидается просвета в потоке машин, местечка для нас. Ее глаза были затуманены от выпитого за ужином пива. Она совсем не умела пить. Фары проезжающих автомобилей расчерчивали ее лицо белыми полосами. Джейд нажала на педаль газа, я приготовился к скоропостижной смерти, а в следующий миг мы влились в поток, свистнув покрышками.

До дома было пять миль езды. По радио передавали песню Бобби Хебба «Sunny», и я хотел спросить Джейд, помнит ли она эту песню, но потом сказал себе, что конечно же помнит. Я размышлял о Сьюзен Генри, теперь без особого напряжения, потому что случившееся не имело значения и ничего не меняло, но я все равно думал о ней. В ресторане я хотел спросить Джейд, не обедала ли она здесь со Сьюзен. Нелепый вопрос. Такой раздражающий и неважный. Я удержался от него, однако он застрял во мне, словно созревший чих.

Джейд выключила приемник, когда началась реклама, призывающая вступать в армию.

– Хочу тебя поблагодарить, – начала она. – У меня не было желания говорить о сегодняшней встрече со Сьюзен, и ты это понял.

– Было трудно?

– Очень, – кивнула Джейд.

Я ощутил, как что-то перевернулось в животе.

Мы съехали с шоссе, миновали заброшенную бумажную фабрику и направились к дому. Джейд ехала слишком быстро для таких узких улиц. Что было непохоже на нее. Она была поборником безопасного движения, даже мотор не заводила, пока пассажир не пристегнется. Я вспомнил, как созерцал ее затылок, когда она сидела в машине Сьюзен, вспомнил, как Сьюзен врезалась в нашу магазинную тележку своей, после чего образ, смутно сексуальный, начал обретать форму: прикосновение рук, объятие. Я позволил ему уйти. Джейд давила на газ. Челюсть выдвинута вперед; нарочито не мигающий взгляд; вытянутые, окаменевшие руки. Я не хотел смотреть на нее, потому что не хотел знать, о чем она думает. Я высунул ладонь из окна и сложил ковшиком. Сладостный ночной ветер, пока мы мчались домой, ударял с силой, с жестокостью, давил, словно живой.

– Она меня напугала, – неожиданно произнесла Джейд. Она коснулась кончиками пальцев прикуривателя, затем снова вцепилась в руль.

– Чем это?

– Своими мыслями. О нас. Обо мне. Со Сьюзен так трудно, потому что она вечно уверена в собственной правоте. И конечно же, она во многом права. Она действительно проницательная. Однако по временам вообще не соображает, о чем говорит, но при этом все равно высказывается с той же непревзойденной уверенностью. Она выбирает цель и палит прямой наводкой, а если ты сопротивляешься, лишь усиливает огонь. Она в чем-то похожа на Кита. Я имею в виду, все помнит. И умеет брать верх над тобой. Кит так не делает. Кит все выскажет тебе в лицо, если ему покажется, что ты пытаешься его обидеть, однако не старается подмять под себя. Ему этого не хочется, а вот Сьюзен – да.

– Чего она наговорила?

– Много всего. Однако то, что меня… Не знаю, как сказать. В общем, она сказала, что я использую тебя.

– Для чего?

– Это сложно. Нет. Не так. Просто трудно объяснить. Все это связано с моей чертовой семейкой и моим отношением к ним. Она считает, я использую тебя против родных, – сказала Джейд. – Причем самым чудовищным способом. Чтобы физически уничтожить их. Она говорит, ты действовал как мой агент, когда устроил пожар. Говорит, на самом деле это была я.